добрели до единственной идущей вдоль моря улицы.

Она была вымощена чёрным шлаком. Невысокие деревья, кусты за низенькими заборчиками, высоко поднятые деревянные тротуары, одноэтажные домики… Чистым и даже щеголеватым был этот маленький посёлок, приютившийся у подножия холма, огибающего полукольцом бухту.

Найти музей в таком небольшом городке было несложно.

По внешнему виду он ничем не отличался от окружающих домов — дощатое одноэтажное здание. Аркадий поднялся на крыльцо.

Дверь открыла молодая женщина.

— Василия Степановича нет, — нараспев сказала она. — Они вышли.

— Скоро придёт?

— Скоро.

В руке она держала тряпку. Решив, что перед ним уборщица, Аркадий сказал:

— Мы к нему. Подождём в музее, а?

— Ждите.

— Можно войти?

— А бумаги у вас есть?

— Бумаг у нас больше чем нужно. И все с печатями.

— Я супруга Василия Степановича, — сказала женщина и провела нас в кабинет — комнатку с письменным столом, плоским стеклянным шкафом и тонконогим креслом, но одних не оставила, а принялась тут же протирать тряпкой окно.

Хлопнула входная дверь, и в кабинет вошёл грузный, весёлый, с красным обветренным лицом и копной русых волос мужчина.

— А, ленинградцы, — сказал он Аркадию. — Долго же вы, долго добирались. Ну что ж, выкладывайте новости.

Я понял, что предприятие, затеянное Аркадием, директору по душе.

Мой друг рассказал о том, что удалось нам узнать за последние месяцы о гибели «Минина».

— Изменный? — удивился Василий Степанович. — Так это же рядом! Там есть посёлок рыбаков. У меня бригадир знакомый. И добираться туда несложно.

Поговорив, мы решили, что тотчас отправляемся на Изменный.

Глава двенадцатая,

в которой с помощью вертолёта мы достигаем Изменного

Нас отправили с первой же оказией. По узенькому трапу мы влезли в вертолёт. Загремел мотор, кабина наполнилась рёвом и дребезжанием, затем звук двигателя перешёл в грохот, пол качнулся, за окном начала валиться набок, съёживаться, уменьшаться земля. Лётное поле превратилось в узкую коричневую полоску. Синее искрящееся море понеслось навстречу.

Подавленные шумом, мы с Аркадием молчали.

Не успел скрыться Кунашир, как на синей поверхности океана возник небольшой зелёный остров. Он был подобен пуговице — края приподняты, середина вдавлена.

Остров стремительно приблизился, остановился, и стало видно, что это вершина затонувшего вулкана. В кратере светилось голубое озеро. Туман испарений курился над ним. Ручей, синей лентой вытекавший из озера, резал край горы и с отвесной стены падал дымной полосой в море. Белая пена казалась неподвижной.

— Так вот он какой — Изменный! — крикнул мне в ухо Аркадий.

Земля стала приближаться, увеличивалось озеро, росли деревья, чудовищно увеличился весь остров. Отчаянно, из последних сил взревел двигатель. Ноги ощутили удар, мотор чихнул и остановился. Тишина, как обвал, придавила нас.

Пилот открыл дверь.

К вертолёту сбегались люди в ватниках.

Сопровождаемые кучкой рыбаков, мы пошли по посёлку.

— Их к бригадиру надо! — сказал кто-то.

В бараке в низкой и тесной комнатке сидел за столом худощавый чернобородый человек. Он сидел согнувшись в три погибели над громадным, разграфлённым на мелкие клеточки листом и с ожесточением вписывал в них тупым карандашом неуклюжие большие цифры.

— Совсем задурили голову, — сказал чернобородый, поднимая от листа невидящие глаза. — Кому это, скажи, пожалуйста, нужно? Вот сижу. Нет чтоб в море ходить.

Мы с Аркадием вежливо слушали.

— Без статистики нельзя, — сказал я, поняв наконец, о чём идёт речь. — Это у вас улов?

Чернобородый кивнул.

— Матевосян, — сказал он. — Моя фамилия Матевосян. Вы кто — туристы? Жить у нас будете?

Мы объяснили, что хотели бы остановиться на месяц-два.

— У нас свободно, живи где хочешь, — сказал бригадир. — Раньше народу было много, комбинат хотели строить, не стали. Теперь мы от Кунашира работаем…

Аркадий сказал:

— Может быть, поговорим? Нам нужна ваша помощь.

— Потерпите немного. Совсем пропадаю. — И, обращаясь к рыбаку, который привёл нас, бригадир сказал: — Григорьев, покажи им какой-нибудь пустой дом. Если стёкол нет — фанеркой забей, дров принеси, в общем — сообразишь.

Дом, в который привёл нас Григорьев, был действительно пуст, двери и окна прихвачены гвоздями, в щелях гулял ветер.

— Прекрасно! — Аркадий сиял.

Скоро в железной круглой дымной печке гудело пламя.

Вечером, прежде чем заснуть, я вышел на крыльцо. Звёздный свет лежал на уставшем за день океане, на горизонте то разгорался, то погасал огонь далёкого маяка, в посёлке в окнах слабо и неверно светились оранжевые огоньки.

Утром нас разбудил кто-то шумный и властный. По комнате ходил человек, он гремел сапогами, переставлял на плите посуду, распахивал одно за другим окна.

Это был Матевосян.

— Проснулись? — сказал он. — Долго у нас не спят. Это что у вас — ботинки? В ботинках здесь тоже не ходят. Возьмите на складе резиновые сапоги. — Он уселся на табуретку. — Так что за дело? Короче — мне через час в море.

Аркадий рассказал, что мы приехали искать следы «Минина».

— А в памяти ни у кого не осталось: на скалы ведь выскочили сразу два парохода, — закончил он. — Может, какие разговоры, слухи?

Бригадир пожал плечами:

— Чего-чего, а обломков всяких тут хватает. Идёшь с тралом, особенно если с донным, зацепит, поднимешь — кусок железа. Всё время цепляем. Я почему про донный — это мы гребешка ищем. Ведь у нас что в плане? — гребешок, трепанг, морские ежи, мидии… Одним словом, морепродукты… Вам на острове сидеть расчёта нет, надо в море идти. Хотите завтра к Двум Братьям?

Мы радостно переглянулись.

Глава тринадцатая,

где меня облачают в водолазный костюм

На следующий день маленький водолазный бот, деревянный, с высокой надстройкой на носу, тарахтя и раскачиваясь, вынес нас из бухты, чтобы направиться к двуглавой скале, которая одиноко возвышалась на горизонте.

Здесь бот поставили на якорь. Григорьев натянул на себя толстое, в два пальца, вязаное белье, напялил сверху оранжевые резиновые штаны, надел стальное кольцо-пояс, резиновую рубаху с капюшоном и маской, накатал подол рубахи на кольцо, затянул пружиной.

Запустили помпу.

— Давай! — сказал Матевосян.

Григорьев, тяжело ступая медными башмаками пошёл к трапу. Ему подали верёвочный мешок с петлей — питомзу и острый багорок с ручкой.

В том месте, где исчез водолаз, вспыхнуло, забурлило облако пузырей.

Я сидел, прижав к уху телефонную трубку,