Некромант вздохнул.

— Я помогу тебе, досточтимая. Мы… найдём тебе караван, отправляющийся в твои места. Только…

— Что «только», господин маг?

— Только не слыхал я, чтобы караваны из Хеймхольда ходили бы в Аркин или в иные грады Эгеста, — сказал он осторожно.

Однако досточтимая Этиа Аурикома ничуть не смутилась.

— Так что это за Хейммхольд такой? Деревня деревней небось! От нас, из Саттара, тоже мало куда купцы ездили. Разве что в Арвест тот же. Ну, в Аркин ещё. А так больше на торг местный… Поспрошать надо как следует — что-нибудь да найдётся!

— Да, — вздохнул некромант. — Найдётся. Непременно.

Они вновь замолчали. Этиа ёрзала на скамье, поглубже зарываясь в плащ. Луна опускалась, на востоке всходили две её мелких сестры, ночь клонилась к упадку, близок был уже и рассвет.

— Господин Фесс, а рыцарь этот, Блейз…

— Он от нас не уйдёт. Коня его мертвяки сожрали, значит, у Тар Андреда мы его точно опередим. А ему надо вернуться, я законы Чёрной Розы знаю.

— Он ведь небось не одну меня так умыкнул, — вдруг тихо и очень серьёзно сказала Этиа. — Сколько он так охотился — «с живцом»?

— Немало, думаю, — отозвался некромант. — Он рыцарь Чёрной Розы и явился сюда охотиться за неупокоенными. Пришёл один, это кое-чего стоит. Хотя, когда я его встретил, сидел он на заднице в луже, а некий костец собирался его выковыривать из брони, словно вареного рака из панциря.

Девушка вскинулась с жаром:

— Вот бы и выковырял бы! — чёрные волосы возмущённо взлетели.

— Не желай никому такого конца, — некромант оставался спокоен, но в голосе добавилось льду. — Если кто-то виновен, его должно судить судом живых, никак не мёртвых.

— Так я и есть живая! — вскинулась Этиа.

— Живая, живая. А знаешь ли ты, что случается с теми, кого казнили позорной смертью? Кого четвертовали, или выпотрошили, или казнили прижиганием, гм, вирильных частей?

— Каких-каких частей? Простите, господин, я всего лишь простая деревенская девушка, и я…

— Не будем вдаваться в подробности. Так вот, казнённые таким образом обращаются в самых злобных, самых страшных мертвяков. Которых очень, очень трудно убить, почти невозможно. Стриксы или морои — слыхала, дева?

— Н-нет…

Тёплое плечико вновь прижалось к жёсткому мускулистому предплечью некроманта.

— Есть просто анимированные трупы, — негромко продолжал Фесс, глядя на залитую луной дорогу. — А есть те, кто помнит об утраченном, о потерянной душе. И нет такого ужаса, такого зла, который они б не сотворили, пытаясь вновь обрести потерянное. Так что не торопись судить, дамзель.

— Хорошо, — покорно согласилась она. — Но этот Блейз всё равно негодяй! Связал меня, бросил и ушёл!..

— Ушёл… — эхом откликнулся некромант. — Да, это интересно, досточтимая Этиа.

— «Интересно»?! Всего лишь «интересно», господин маг?! — она аж задохнулась. — Он меня бросил!.. Рыцарь!.. Меня!..

Но чародей лишь молча глядел на серебрившуюся дорогу.

Этиа громко вздохнула, закатила глаза, поджала губки и тоже уставилась на мерно шаркавших зомби.

Могильники остались позади, по обе стороны дороги поднялся молодой лес; потом мелькнул огонёк, другой, и запряжка мертвяков вскоре упёрлась в пару внушительных рогаток, перегородивших тракт. Справа высился угрюмый сруб под тесовой крышей, окружённый частоколом. На пике торчало нечто круглое, очень напоминавшее отрубленную женскую голову с остатками когда-то явно длинных и красивых волос. Ощутимо несло тлением — чуть поодаль на косом столбе тележное колесо, с него свисает сразу четвёрка повешенных. Один из них — совершенно точно ребёнок.

Этиа Аурикома тихонько пискнула, попытавшись спрятаться у некроманта за спиной.

На заставе, как ни странно, в этот глухой час не спали, или, во всяком случае, спали не все. Стукнула дверь; лязгнуло железо; вспыхнули факелы.

— Кто таков? — крикнули с порога. Фигуры в тёмных доспехах наставили копья, поднялись заряжённые арбалеты.

— А ты приглядись, — проговорил некромант.

И слегка шевельнул вожжами.

Упряжные неупокоенные завозились в хомутах, затопали, заперхали.

Копейщики и стрелки попятились, однако вперёд шагнул высокий воин в чёрном плаще и воронёной броне — на груди серебром выложены контуры герба — вставший на дыбы титурус. *

— Повежливее, — голос у рыцаря был совсем ещё молодой. — Здесь стоит благородная стража маркграфа и я, Конрад вер Семманус, не допущу —

— Хорошо, благородный вер Семманус, — перебил некромант. — Что вам угодно, сэр рыцарь?

— Ваше имя, странник, имя вашей спутницы и подорожная.

— Подорожная? — спокойно осведомился Фесс.

— Скреплённая сигнатурой кастеляна службы его светлости маркграфа в одном из коронных замков, — как по писаному продолжал рыцарь. Рука его в боевой кольчужной перчатке лежала на эфесе меча.

— Вы не узнали меня, сэр Конрад?

Пикинёры стояли мрачно и молча, однако наконечники копий смотрели прямо на запряжённых мертвяков. Солдаты не выказывали страха.

— Узнаю ли я вас, странник, или нет — значения не имеет. — Любой другой, наверное, произнёс бы это напыжившись и раздуваясь от важности, но вер Семманус не пытался скрыть отвращения и потому не казался смешным. — Подорожную. И имя вашей спутницы.

— Вы отменно вежливы, сэр рыцарь. — Некромант поднялся. Этиа растерянно хлопала ресницами, глядя то на него, то на молодого вер Семмануса.

— Подорожную. И не думайте, что вид этих ходячих мертвяков, лишённых посмертного покоя вашим тёмным искусством, испугает меня или моих людей. Народ тёртый. Насмотрелись.

— Отрадно слышать, — сухо сказал Фесс, спускаясь с двуколки. Глефу он держал в опущенной левой руке.

Даром что «народ тёртый», копейщики вер Семмануса подались назад.

Рыцарь, однако, не пошевелился. И даже не подумал убрать руку с длинного меча-бастарда.

— Подорожную отдайте Артеуру.

Немолодой пикинер, в видавших виды кирасе и бацинете, со значком сержанта * на левом оплечье — серебряная восьмиконечная звезда над гербом вер Семманусов — взял копьё к ноге, протянул руку