Шрифт:
Закладка:
Катя Шагалова («Берцы», «Собака Павлова», «Однажды в провинции», «Девичья охота», «Новая жизнь сыщика Гурова. Продолжение», «Примета на счастье»):
Дисциплинирована, соблюдаю дневную выработку, если есть заказ и, соответственно, надобность в этой самой выработке. Для себя когда пишу, могу сутки от компа не отходить и не устать, а могу не подойти и устать. Вот так. Лёжа на кровати с нетбуком, так и работаем. Так мне удобно.
Нана Гринштейн («Питер FM», «Плюс один», «Анна Герман. Эхо любви»):
Пишу я в кафе, дома писать не могу, там дети, шум, семейное счастье. Кафе одно и то же на протяжении уже долгого времени, и я воспринимаю его как мастерскую. Тут меня все знают, не спрашивая, готовят кофе, который я предпочитаю, у меня есть свой столик, и есть окно, через которое видно город. Я категорически не могу работать в помещениях, где нет окна, и где не видно город и людей. Никаких норм выработки у меня нет. Просто делаю то, что надо и сколько надо каждый день. Всегда есть план на день, что и в каких количествах должна выполнить. Практически всегда план выполняю. Работать предпочитаю утром, чтобы до работы не было никакой предыдущей событийности, кроме завтрака и троллейбуса. Всегда счастлива, когда выпадает день, в который ничего не надо писать. И тогда ничего не пишу, радуясь жизни.
Ким Белов («Бумер. Фильм второй», «Отдамся в хорошие руки»):
Рабочего места нет. Нормы дневной выработки нет. Соответственно, не соблюдаю. Но заметил, что количество написанных страниц увеличивается с каждым днем непрерывной работы. То есть, в первый день работы над сценарием это может быть пять страниц, во второй — семь, в третий или четвертый — двенадцать, в пятый или шестой — двадцать. Сколько дальше, не знаю, потому что в этот момент драфт обычно заканчивается. Надо бы как-нибудь попробовать писать, не останавливаясь, месяц, чтобы посмотреть, что получится.
Вадим Дромберг («Кодекс чести», «Дикий»):
В целом неприхотлив, самый важный пункт «райдера» — уединение. Возможность нажать некую кнопку и чтобы весь мир вокруг замолк в ту же секунду, как в одном эпизоде фильма «Ванильное небо». Поэтому на коллег, «работающих» в кафе и ресторанах, смотрю с явным непониманием. В мегаполисе достичь полного уединения сложно, всегда кто-то будет делать вверху ремонт, внизу кто-то будет играть на пианино и т. д. А вот на свежем воздухе, на природе, за городом, на даче — можно «выключить всех»!) Норма выработки появляется, когда нужно быстро писать одному проект. Тогда приходится ставить некую норму на несколько дней до следующих правок и, получая их, снова окунаться в «норму выработки». Соблюдаю самые жесткие режимы, хотя как-то получил словесный нагоняй за задержку очередного драфта сценария на целый день! В целом, все эти нормы и дедлайны никогда не длятся долго и потерпеть месяц-другой всегда представляется возможным. В вопросе утро-день считаю утро важнее. Мозговая деятельность утром выше. Поэтому на утро и до обеда распределяю всю креативную часть сценарной работы. А уже в послеобеденное время можно что-то дописывать, переписывать, править, подчищать, перечитывать, нивелировать диалоги и т. д.
Алексей Красовский («Общая терапия», «Военный госпиталь», «Откровения»):
Кабинет. Обдумываю историю во время прогулок. Нормы ненавижу всем организмом, но дедлайны люблю, хотя и нередко опаздываю, для меня важнее найти лучшее решение, а не вовремя отправить текст.
Юлия Лукшина («Новая жизнь сыщика Гурова. Продолжение», «Любовь с оружием», «Ледников», «Женщины на грани» «Любопытная Варвара» «Любопытная Варвара 2»):
Главное, чтобы можно было и на кухне, и на голове — как организм попросит. Но в среднем график такой: утром и днем — быт и встречи, после обеда, выкинув из головы сантехников, химчистки, договора и прочее, — можно работать. Жертвой становится социальная жизнь. Неуютно, когда знаю, что вечером не смогу сидеть сколько захочу, а надо будет встряхнуться и куда-нибудь ехать. В такой день стараюсь больше никуда не дергаться. В выходные составляю примерный план работы на неделю. Без плана нервничаю. Еще нужны тишина и знакомая обстановка. Например, в кафе работать не могу: кафе — это социальность, она отвлекает. В Москве, мне кажется, нет еще незаметной, легкой, уютной социальности — чтобы ласково, как дома. А вообще, я упорно внедряю «пуб» — программу упрощения быта. Потому что жизнь страшно мешает работе, не говоря о творческих поползновениях: всякий там интернет-банкинг, интернет-шоппинг, вот сейчас робот-пылесос из Америки почтой едет. Чтобы хоть чуть-чуть меньше суеты. И еще, конечно, работа наша занимает всю оперативную память и все время. Такого понятия, как выходные, давно нет. Отпуска — загоны свободы — и путешествия — есть, а выходных — нет. Что сложно донести до «нормальных» знакомых, которые: «ну чего ты, как ни позвонишь, все работаешь и работаешь». Им это кажется то ли занудством, то ли притворством.
Сигита Моставичюте («Дикий», «Двое с пистолетами»):
Я до недавних пор жила в загородном доме. Там у меня в огромной комнате был рабочий угол. Стол, кресло, лампа и покой. Сейчас из всего этого есть только последнее. Работаю на кухне или на кровати, подобрав под себя по-турецки ноги. Зато в окнах напротив теперь орет «Хор Александрова», репетируют. У меня ужасно распущенное отношение ко времени. Пишу, когда петух клюется. Ночь ли, день — неважно. В день выдать 45 страниц — легко. Но потом тошнит при мысли о писанине. Сказывается нервное истощение. Сейчас стараюсь строить график. Пора уже. Да и проекты взрослые. Мне как-то Арабов сказал, когда узнал, что я диплом за два дня написала: «Так долго не протянешь». Теперь понимаю, о чем это он. Исправляюсь.
Денис Елеонский («Сквот», «Криминальная Россия», «На рубеже. Ответный удар», «12 месяцев. Новая сказка»):
Последние два
