Пауза. Дед замолк. Никаких оскорблений и прочего — только искренняя злость. В такие моменты он был в несколько раз опаснее. Так как делал это тихо и… задумчиво.

Прозвучала фраза деда, которую я не расслышал.

— Я, Янко, Дрина и Боико, — перечислила Пелагея и… кивнула. — Спасибо, я буду вас ждать.

Отключая вызов, Пелагея оглядела меня чуть обиженным взглядом. Что ей там наговорил старик, известно было только ей.

А я задавать неловкие вопросы и вовсе не собирался.

— Дрина, тебе бы в кино с такими талантами, — я хмыкнул, разворачиваясь.

— Разреши увидеться с Янко… — выпалила в спину артистка. — Пожалуйста.

Хорошо манипулирует. Я чуть поджал губы, обернулся на неё печальными глазами и…

— Нет, о встречах с ним можешь забыть.

Лицо мелкой резко переменилось.

— Козлина!

— Ага…

* * *

Второе Небо. Неподалёку от Московии. Свободное племя.

— …что он себе позволяет?! — от воплей Игната Борисовича в палатке тряслась ткань; не ори он в жаркий солнечный день, перебудил бы всех вокруг. — Что за цирк с заложниками?! Этот евнух ещё познает ярость Романовского!

Льняная сумка, тем временем, набивалась тряпочной одеждой. Какой-то старый пиджак, изорванная клетчатая рубашка, расчёска и бутылочка рома — всё, что оказалось в сумке за короткое время сборов.

— Барон, вы не обязаны туда отправляться! — охранник успокаивал старика как мог, вот только выходило у него это не лучше, чем у всех других, что пытались остудить гневные порывы.

— Этот евнух будет просить пощады в моих ногах! — ревел Игнат Борисович всё громче, швыряя очередную безделушку в сумку. — Видите ли, соизволит меня видеть на своей помолвке с Раевскими. Ха! Я ему устрою помолвку, евнуху проклятому. Он её на всю жизнь запомнит, вот и всё!

Крики продолжались, и, казалось, Игнат Борисович даже не думал выказывать своё несогласие тихо, либо же в своей голове. Впрочем, при всей громкости и экспрессивности, никто вокруг так и не понял, что именно произошло.

— Где моя сабля?! — взвыл он, стоя на коленях и оглядывая пол под кроватью. — ГДЕ САБЛЯ, ЕВНУХИ ПРОКЛЯТЫЕ?!

— Вы ведь продали её в пьяном…

Не успел цыган договорить, как в его лицо вылетела пустая бутылка, мягко врезалась в стенку палатки и скатилась на пол.

— Это особенная сабля, старый ты евнух! — процедил Игнат Борисович, смахивая мусор, что лежал повсюду. — Сабля Павшего воина — оружие, с которого срисовали герб Павшего ордена! А ты говоришь, я его продал?!

Цыган, наблюдая за тем, как старик корячится, мотнул головой…

— Игнат Борисович, вы можете взять мою… — и вытянул своё оружие в сторону Игната.

Романовский проворчал под нос что-то невнятное, поднялся на ноги и одним взмахом выхватил клинок, тут же закидывая его на пояс и пулей вылетая из палатки.

— Торнак! — тут же окликнул Барон коня, усиливая собственный голос ладонями.

…где-то сбоку старика послышалось цоканье копыт. Пятнистый конь величественных размеров неторопливо шагал в сторону Барона, вынуждая стоящих на пути расходиться.

Торнак, конь некогда погибшего — либо же пропавшего без вести — Барона Дэвида Драгомира, был одним из умнейших животных на Земле. И подчинить его себе удавалось лишь двум людям во всём свободном племени. Первым был Дэвид Драгомир, вторым — Игнат Борисович Романовский.

Старик со сдержанным восторгом оглядел животное, которое гордым видом возвышалось надо всеми.

— Этот конь… — произнёс Барон, оглянувшись. — Приходит только в крайнем случае. И сегодня случай поистине крайний. Я отправлюсь за своими детьми, чтобы высвободить их из лап ублюдка. Янко Драгомир, Пелагея, Боико и Дрина! Они были нагло заключены в темницу и подвергаются жутким избиениям, пока мы сидим тут и ничего не знаем! И отправлюсь я сегодня… не по добру, а по силе!

Провожаемый сотней взглядов, старик направился к коню. Алкоголь, накрывающий разум, развеялся быстро.

— …и гнев мой падёт на Красный орден — орден, отнявший у меня не только внука, но и детей!

Рука старика резко взметнулась вверх; прыжок — и он вцепляется коню в холку. От неожиданности животное заржало и дёрнулось, но хватка Игната Борисовича была крепче; он перебросил тело через круп.

И вот он сидит верхом на Торнаке. Вторая рука — тоже в холку, игнорируя подпругу.

— Все, кто готов помочь — отправляйтесь со мной. Курс — поместье канцлера Константина Раевского!

И конь сорвался с места.

…Торнак нёсся и нёсся вперёд, то совершая мощные прыжки, то гарцуя. Казалось, старик целую вечность не ощущал того порыва ветра, что хлестал по его щекам.

Это было непередаваемо… будто к жизни вернулся вкус.

* * *

Второе Небо. Московия. Поместье Бисфельдов.

— Выглядишь не лучшим образом, пап, — покачал головой Дмитрий, глядя на Роберта. — На тебе лица нет.

Роберт прикрыл за собой дверь. Снаружи, в коридоре и других помещениях особняка Бисфельд сновали слуги и прочий персонал, начинали готовить одежду и прочее. Но здесь, в этой комнате, они оставались вдвоём. Роберт стоял лицом к окну, сцепив руки за спиной, но всё равно выдавал своё волнение.

Не то, чтобы Дмитрия это удивляло.

— Можешь не объяснять, — махнул парнишка рукой. — Слухи расходятся быстро, и то, что произошло в поместье канцлера… в общем, я уже в курсе той маленькой занимательной штуки.

Роберт помотал головой.

— Ты хоть понимаешь, для чего нужен этот союз? — граф спрашивал больше себя, чем сына. — Для получения власти.

— Наглый, самовлюблённый, не принимающий авторитетов канцлер, — кивнул Дмитрий, круговыми движениями смешивая виски с газировкой. — Решил выдать свою дочь за парня с трущоб. Ты из-за этого так беспокоишься?

— Дело даже не в этом. Красный орден находится в крайне невыгодном положении, — вырвалось у Роберта. — Каждый член ордена явно понимает, к чему всё идёт. Канцлер отнимет камень… и тогда история свернёт в ещё более кровавое русло.

— Ну — согласись, у него уже есть на то все права, — пожал плечами Дмитрий. — А что до самоуверенности, то этот старик всегда таким был. Ему плевать на условные соглашения и прочее. Мы бы с такой же перспективой могли выдать Юджину за какого-нибудь старикашку с камнем.

Роберт нахмурил брови, сын махнул рукой.

— Не делай такой страшный взгляд, пап. Я пошутил.

— Следи за языком и думай, прежде чем им шевелить, — мотнул головой отец. — Эраст и этот Красный орден… они стали разменной монетой в политической игре Раевского. И сейчас, всё, что мы можем…

— Укрепить позиции Эраста? — ухмыльнулся Дмитрий. — Он ни в какую не хочет союзничать. Уже пробовали, и не раз.

— Не неси ерунды, Дим, — отмахнулся Роберт, оборачиваясь обратно — к окну. — Позиции Красного ордена и