хотел, чтобы кто-то из греческих историков написал бы о Македонии и заодно о нём, Филиппе. Если Феопомп справится с поручением, быть ему наставником Александра! К тому же он неплохо владел риторикой, и если это искусство сумеет передать Александру, наследник получит большое преимущество в дипломатии.

Филипп вспоминал, что получилось из его затеи. Полгода назад Феопомп стал гостем царя, встречался с ним, когда хотел, беседовал на любые темы, принимал участие в застольях с близким окружением царя. Познавал Македонию, нравы и обычаи её жителей. Писателю ни в чём не отказывали, он жил во дворце, получил доступ к семейному архиву македонских царей. А когда собрал достаточный материал для новой книги, отбыл из Македонии.

Феопомп не обманул ожидания царя. В труде «История Греции» написал целый раздел о Македонии и, как желал Филипп, изобразил его выдающимся из всех македонских царей. Но сделал это тоже с выдающимся сарказмом! Например, будто на каждый царский пир расходуется двадцать или тридцать талантов*, а иногда гораздо больше; на эти цели каждый город обложен как бы податью. Или такое: царь Филипп со своими приближёнными бездумно тратит казну, ненасытен в стремлении к роскоши, с одинаковой легкостью отбирает добро у одних и раздаёт другим, своим друзьям, гетайрам. А все гетайры – это устремившиеся к нему со всех концов земли мерзавцы, грубияны и наглецы, и подбирал он их по этим признакам. Да и окажись там человек иного склада, в водовороте македонской жизни он быстро бы уподобился остальным и перенял их привычки! Все приближённые царя якобы ведут непристойную жизнь на войне и походах, мирное время не только пробуждает в них наглость, но и доводит до распутства, почти разбойничьего…

И хотя многое из того, что изобразил Феопомп в долгожданном разделе о македонянах, было правдой (кто не грешен из нынешних правителей?), Филиппу не могло понравиться. Особенно те эпизоды, когда, если верить писателю, он представлялся шутом, каждый день был пьян и превыше всего на свете ставил то, что этому способствует; он и плясал, и пускался в разгул и любое буйство… Не мог себе представить греческий историк, что Филипп совершал эти свои действия по движению души, осознанно, поскольку, таким образом он привлёк к своей особе гораздо больше сторонников из стана противников, нежели если бы он делал это подкупами, угрозами или военной силой.

К чести Филиппа, любой царь на его месте сильно бы возмутился, а он порадовался – говорил об этом событии у себя в Македонии и сообщал грекам о своём восхищении писателем при каждом удобном случае. Пусть Греция знает, что имеет дело с добропорядочным правителем! Феопомп прав, говоря о недостатках царя – чего сердиться? Но только не знал писатель, что Филипп затаил обиду по другому случаю: не принял обвинения по поводу гетайров. Своих друзей царь считал людьми храбрыми, с благопристойным поведением. Да, он позволял состязаться перед ним во всем дурном и мерзком, любил и хвалил тех, кто жил привольно и тешился пьянством и игрою. Но разве такой образ жизни называют гнусным? Обычное дело для каждого воина!

А что писатель нашёл дурного в том, что некоторые из приближённых царя брили и выщипывали на себе волосы, и каждый из них таскал с собой двух-трёх красавцев юношей, и сами были готовы отдаться другим? Он назвал их блудливыми злодеями и продажными женщинами, развратными гетерами*. Не мог понять историк, хотя долго общался с царём, что Филипп уверенно царствует и покоряет греческие города только с людьми, которые трезвости предпочитают пьянство, а вместо порядка довольны грабежами и убийствами. Клятвопреступления и мошенничество полагают высшими добродетелями, а говорить правду и жить в согласии считают ниже своего достоинства.

Но в любом случае пусть греки читают «Историю» Феопомпа, всё, что написал о царе Филиппе, и думают, как себя вести по отношению ко всему этому – потешаться или всё же бояться? Об этом тоже думал Филипп в своём кабинете в тот день. В результате на кандидатуре Феопомпа в качестве наставника сына не остановился.

Исократ

Следующим был Исократ, сочинитель речей и яркая фигура среди афинских политиков Он с радостью согласится приехать в Пеллу. Филиппу докладывали, что, несмотря на свою популярность, в Афинах Исократ чувствует себя не очень уютно и даже боится за свою жизнь. Ведь он чуть ли не единственный из граждан, кто публично осудил решение народного собрания по поводу смертного приговора Сократу. А после тридцать дней соблюдал траур, вызывая гневные возмущения – остриг волосы, носил черные одежды и не посещал пиры. Но для Филиппа главным в поведении Исократа было другое.

Прежде оратор призывал Афины вместе со всеми греческими городами противостоять возвышению Македонии. Когда же македоняне завладели Олинфом и другими афинскими колониями на Халкидском полуострове, разорили Фокиду*, тон речей Исократа изменился. Неожиданно для всех он увидел в действиях молодого македонского царя нечто рациональное для эллинов – возможное объединение независимых греческих городов-полисов в борьбе против Персии, исконного врага Эллады. Исократ предположил, что, если возрождающуюся Македонию принять в эллинский союз, тогда Филипп его реальный лидер. Только он способен объединить эллинов, направить воинственный пыл не на междоусобицы, а на враждебных персов. Филипп получил письмо от Исократа, вызвавшее одновременно улыбку и гордость:

«Если ты настоящий потомок Геракла, сделай всё это, и все будут обязаны тебе величайшей благодарностью: греки – за те благодеяния, которые ты им окажешь, а македоняне – за то, что ты будешь над ними законным государем, а не самодержцем. Весь же остальной род человеческий за то, что ты освободишь эллинов от варварского деспотизма, после чего всех людей осчастливишь эллинской культурой».

Тогда Филипп не ответил Исократу и после ещё молчал, а этот чудак долго ещё выражал в письмах свои чувства к нему, давал советы к объединению с Грецией и в этом смысле всё время призывал к решительным действиям. В одном из таких посланий он опять напомнил о своей идее, предположил, что, если Филипп откажется, из-за междоусобиц греческие города неизбежно постигнет катастрофа. Греция погибнет, прежде от дурных ораторов и демагогов, затем от доносчиков-сикофантов и бродячих элементов. «Филипп, береги свою жизнь, столь необходимую для славы Эллады», – чуть ли не умолял Исократ. А в это же самое время его земляк, оратор Демосфен люто ненавидел македонского царя, призывая граждан греческих городов воевать с Македонией, но под предводительством Афин.

Предельной настойчивостью и необычными для афинянина искренними признаниями в любви Исократ понравился Филиппу. Царь, думая о наставнике, однажды