Шрифт:
Закладка:
А теперь эти мальчишки пытались забрать то, что осталось от меня.
Вода стекала с моих ресниц, когда я впилась взглядом своих ониксовых глаз в Кристофа. Лава, кипевшая глубоко внутри, бурлила и грозилась выплеснуться наружу. Я не чувствовала ничего, кроме ненависти, гнева, жажды мести, тьмы и пустоты, которую никогда не заполнить. Они ничего не могли со мной сделать. Я и так уже зашла слишком далеко.
А когда внутри ничего нет, жизни других становятся незначительны.
Вчетвером они накинулись на меня, их безумие подпитывалось высокомерием и эгоизмом. Ни один из них не боялся меня, даже после того, как видели, как я убиваю. Они не верили, что я смогу одолеть их.
Мужчинам никогда не понять, в чем заключается женская сила. Они даже не осознают, какие разрушения может принести женщина, когда сломается. Меня больше ничто не волновало. Ни горе, ни боль, ни страх.
И снова натренированное тело взяло надо мной вверх, и я первая нанесла удар. Громкий треск отразился от кафельных стен, когда я заехала кулаком Кристофу в нос. Не обращая внимания на происходящее вокруг, я сосредоточилась на своих движениях, каждое из которых было точным и смертоносным.
Я не хотела блуждать среди теней смерти. Я желала стать ей.
Серой.
Холодной. Неизбежной. Точной.
Пинок. Удар. Выпад.
Замахнуться. Пригнуться. Ударить.
Они рвали на мне одежду, били по лицу, телу, а их гневные крики и вопли становились все громче.
Один из охранников схватил меня за грудь и попытался забраться рукой в мои штаны.
Неистовая ярость вспыхнула во мне.
Я почувствовала вкус крови, брызнувшей мне на лицо, ощутила, как кожа на костяшках моих пальцев разорвалась, услышала хруст костей, а затем увидела, как каждый из них рухнул на пол. Резкий запах отбеливателя и крови ударил в нос, звук моего дыхания громко отдавался в ушах.
Я уставилась на четырех мужчин, распростертых на полу душевой, пока красная жидкость струйками стекала к моим босым ногам и исчезала в сливе. Охранники были живы, хотя еще какое-то время не смогут встать.
Я хотела, чтобы они умерли, хотела почувствовать, как из них утекает жизнь, как слабеет их пульс под моими ладонями.
– Ковач? – Я услышала свою фамилию, словно кто-то пытался вернуть меня в реальность. Но я не желала возвращаться. Мне хотелось остаться в своем коконе. Там, где не было никаких эмоций. Сознания. Боли.
Я хотела позволить тьме поглотить меня.
– Брексли… – Сила моего имени крутилась и проникала в меня. Это превосходство заставило меня поднять голову и посмотреть на него.
На Легенду. Волка.
Как и в первый раз, когда он нашел меня в душевой в Халалхазе, Уорик стоял в дверном проеме, весь окровавленный и в синяках, с рассеченными костяшками пальцев, как будто он сражался, чтобы добраться до меня. К нам вела целая тропа из трупов и потерявших сознание солдат, и это был лишь вопрос времени, когда за нами придут.
Его аквамариновые глаза проникли сквозь мои барьеры. Жилистый и тощий, он все равно источал мужественность. Его сила и мощь доминировали в помещении, пропитывали воздух, сдирая с меня кожу и кости, обнажая крошечную частичку души, которая еще оставалась внутри.
Он расправил плечи и сосредоточился на мне, приготовившись к битве.
Только это была не рукопашная борьба.
Я спасла ему жизнь, вытащила его из бездны, заставила дышать, чувствовать вкус жизни и видеть цвета.
Но он пришел, чтобы свершить возмездие.
Глава 3
– Черт возьми. Ты знаешь, как возбудить меня, Ковач.
Уорик обвел взглядом избитые тела, валявшиеся на плитке без сознания. Когда он перевел внимание на меня, низкое рычание разнеслось в воздухе, отчего по моей коже пробежали мурашки. Нельзя подготовиться к Уорику и к тому, как безжалостно он захватывает и поглощает вас, не оставляя иного выбора, кроме как покориться собственной гибели.
А меня погубили эмоции, бремя моих же действий, лица жертв, что безустанно преследовали меня. Две жизни оборвались сегодня ночью по моей вине. Одной я пожертвовала, чтобы выжить самой, а другая принесла себя в жертву ради моего спасения.
Образ дяди возник в моей голове, и меня пронзило такой болью, что казалось, будто наша связь обрывается навсегда. Мне пришлось вырвать частичку себя и выбросить ее в грязь, точно тыквенные ошметки. Легкие сжались, и мне стало тяжело дышать.
– Уорик. – Мне едва удалось выговорить его имя, то ли с мольбой, то ли с предупреждением.
– Что тебе нужно, принцесса? – Он говорил прямо, давая мне понять, что станет для меня тем, в ком я нуждаюсь, чтобы помочь пережить боль. Скалой, за которую я могу ухватиться, или той, о которую разобьюсь.
– Мне нужен ты. Заставь меня забыть, – хрипло прошептала я, не в силах больше выносить свое горе. – Я не могу дышать.
Его глаза потемнели, энергия пронизывала меня насквозь. Похоть. Страсть. Неистовство. Оно словно оживало, сплетаясь и струясь в воздухе между нами. Не знаю, как не замечала этого раньше. Почему думала, что это было лишь моим воображением. Связь была такой слабой, но она была, пульсирующая и нуждающаяся, – возвращалась так медленно, что ее трудно было распознать.
Я судорожно вдохнула, когда он провел призрачным языком между моих бедер, разрушая последнюю стену моей защиты.
И своей.
Мы набросились друг на друга, словно оглодавшие хищники. Наши рты и тела столкнулись в бушующем шторме отчаяния, будто мы находились на поле битвы и собирались превратить все в руины. Понимая, что меньше всего мне сейчас хочется нежности, Уорик яростно захватил мои губы в поцелуе, вытаскивая меня, брыкающуюся и кричащую, из бездны. Вырывая меня от оцепенения, наполняя мои вены исступленными эмоциями.
Желанием попробовать его на вкус, ощутить его внутри и снаружи, доминировать и властвовать над ним, следуя первобытным инстинктам.
Зарычав, Уорик схватил меня за задницу и с легкостью приподнял, чтобы я обхватила ногами его талию. Он впечатал меня спиной в стену, и вода каскадом обрушилась на нас.
Гнев. Горе. Опустошение. Я была разбита, теряя себя от боли.
Но Уорик пробудил жажду в моей душе, распарывая и обнажая меня. Не пропускавший эмоции щит, в который я заключила себя, пал перед его голодными губами и безжалостными руками. Он сорвал с меня рубашку и спортивный лифчик через голову, отбросив ткань на пол. Изголодавшимся взглядом прошелся