Попытка дозвониться до Паши обрывается механическим требованием перезарядить счёт, иначе, как говорится: "Всё! Кина не будет!". Точнее кино как раз таки будет – триллер с элементами драмы.

Прикусив губу, я кидаю отчаянный взгляд на открытые ворота. Какова вероятность перехватить его как можно дальше от родного дома? А Зара? Она наверняка сразу же меня и сдаст.

– Да брось, – подметив моё состояние, сестра не отказывает себе в удовольствии демонстративно закатить глаза, но в следующий миг так и застывает с повёрнутой на бок головой. – Ты действительно дура, но знаешь... Беги, Рада. Я тебя прикрою. Если ты исчезнешь, всем будет лучше.

То, что она не шутит, я соображаю не сразу и скорее на автомате, чем осознанно срываюсь прочь. Железные ворота выходят прямо на проезжую часть. Наш клан живёт обособленно от остальных жителей города, на самом въезде, и дорога от горки, вдоль которой теснятся цыганские дома-особняки, серпантином вьётся до центра. Разминуться мы с Пашей никак не сможем.

Покинуть родные стены ранней весной может решиться разве что сумасшедший. И я стараюсь не думать, как опрометчиво бежать в чём попало, без документов или хотя бы денег на первое время. Я даже не знаю, нужна ли Паше с тем вагоном проблем, что могут сопровождать этот побег. Но импульсивность Князева не оставила мне выбора, другого шанса улизнуть не будет. У меня всего два пути: либо провести остаток жизни, плодя детей от ненавистного тирана, либо полная неизвестность. Третьего не дано.

Эх, Пашка...

Что ж ты творишь? О себе не думаешь и меня под удар подставляешь, дурашка влюблённый.

Фары редких машин слепят глаза. Я боюсь пропустить вишнёвую Ладу Князева, но тротуары в это время пусты и мы замечаем друг друга почти одновременно. Наплевав на правила дорожного движения, Паша резко разворачивает машину, после чего притормаживает рядом со мной.

– Садись, – не просит – приказывает парень, опуская стекло со стороны водителя.

– Паш, у тебя будут проблемы, – я не пытаюсь повлиять на его решение, а честно констатирую факт. На случай если он что-то недопонял.

– Это у тебя сейчас будут проблемы. Садись, – всё тем же ледяным тоном командует Князев. Никогда прежде не видела его таким взбешенным. Пашка весь на взводе, но выбор у меня невелик, а прогретый салон всяко лучше обледеневшей лавочки. – Так это правда, ты решила продаться? – добавляет он, едва я опускаюсь на продавленное сидение и срывается с места, не дожидаясь пока захлопнется дверца.

– Паша, да пойми же ты...

– Открой бардачок.

– Зачем?

– Открой, я сказал!

Негодующе передёрнувшись от его рыка, я повинуюсь, и на колени мне вываливаются с десяток перетянутых резинками пачек стодолларовых купюр.

Чудесно. Только проблем с законом ему не хватало.

– Чем на этот раз отмажешься, скажешь, грузчикам зарплату повысили?

– В наследство вступил, – сердито отмахивается парень. Мы оба прекрасно понимаем всю нелепость прозвучавшей отговорки. У Князева из родни только едва сводящие концы с концами родители да тётя – не просыхающая забулдыга. Но готовая сорваться с моих губ колкость так и встаёт комом в горле под лихорадочным прицелом его взгляда. – Сколько ты стоишь, а, Рада? На первое время хватит? Ты не волнуйся, я не белоручка и не гордый. Мало, так ещё достану.

Это звучит так глупо, что мой истерический смех оглашает салон, невзирая на то, что пальцы его правой руки больно сжимают предплечье, а глаза совсем не следят за дорогой.

– Дурак, – отвернувшись, я прижимаюсь лбом к дребезжащему стеклу и теряюсь невидящим взглядом в неоновых всполохах пролетающих мимо витрин. Задумка раствориться в городе, в котором на поездку от окраины до центра уходит от силы пять минут кажется всё более бредовой. Положение настолько тупиковое, что даже вероятность разбиться при таком раскладе не вызывает должного волнения. И, кажется, один лишь Паша никак не прекратит язвить, совершенно не отдавая себе отчета, во что ввязывается. Только пальцы сильней сжимает, будто в попытке удержать, наверняка всерьёз обвиняя меня в меркантильности. Злится. Слышно, как ударяет по рулю, отчего машину едва не заносит на пустой тротуар. – От моего желания ничего не зависит. Пожелав купить хомячка, ты же не станешь спрашивать, чего хочет он сам? Просто выберешь подходящего и оплатишь на кассе. За меня уже заплатили. Ты хотел меня видеть – увидел. А теперь не усложняй себе жизнь, просто останови и я выйду.

– К нему побежишь?

Очередная волна нервного смеха зарождается в грудной клетке, но на выдохе обрывается коротким всхлипом:

– Ни за что.

Князев, резко вырулив к стенам крепости, ударяет по тормозам. В желтоватом свете редких фонарей его глаза кажутся совсем чёрными и бешенными, как у зверя защищающего своё.

– Я заплачу больше, – он громко со свистом выдыхает, кивая на усыпавшие мои колени пачки денег, но я лишь качаю головой. Если бы всё было так просто.

– Даже будь ты из наших, эта сумма не покроет и порога того особняка, который вносит за меня семья Драгомира. Но дело тут, скорее, в нём самом. Он старший сын. Наследник старого уважаемого в клане рода. Таким не отказывают.

– А я никто...

Князев отворачивается, напряжённый как струна. Можно только догадываться, как его сейчас ломает. Он всегда стеснялся своих пустых карманов, неказистой машины, затасканных кроссовок, и окружение подбирал себе под стать: таких же недовольных судьбой, агрессивных зверёнышей. А все мои заверения в том, что объём кошелька никак не влияет на богатство внутреннего мира, называл наивным лепетом. Теперь его жизнь несёт под откос. Как и мою. И этого нам уже не изменить.