«Каменное Сердце», возможно, было неправильным прозвищем. Бесчувственным или безразличным я не был; и все же мое сердце было тусклой, пепельной землей, где семя любви не могло прорасти.

Празднества, предшествовавшие Рождеству, утомили меня, а охота не давала никакого развлечения. Я никогда не понимал, как другие мужчины могут получать удовольствие, гоняясь за охваченным страхом существом по холмам и долам, через подлесок и по камням, пока сердце бедняжки не сдастся и оно не смирится со смертью. Это казалось невыносимо жестоким времяпрепровождением, поэтому, хорошо подготовив охоту, я отвел свою лошадь в сторону, и мы углубились в непроходимый лес.

В эти дни я едва ли мог отправиться на прогулку без того, чтобы какой-нибудь слуга или друг не попросился сопровождать меня, и я редко отказывал им. Видите, не такое уж у меня и каменное сердце. Так что я наслаждался роскошью одиночества в холодном безлиственном лесу. Несколько выносливых птиц щебетали в густых вечнозеленых зарослях, а бледно-золотое солнце надо мной просвечивало сквозь жемчужно-серые облака. Я глубоко вдохнул морозный воздух и почувствовал себя совершенно умиротворенным.

Что-то пронеслось по тропинке прямо под копытами моей лошади, и жеребец взбрыкнул. Я был слишком расслаблен, потерял хватку и соскользнул с лошади, врезавшись в подлесок. Обе мои руки погрузились в густую грязь под лесной подстилкой.

Я поднялся, морщась, и стер с себя столько грязи, сколько смог. Именно тогда я услышал капание и бульканье — безошибочно узнаваемый звук жидкости в каком-то водоеме или ручье.

Ведя лошадь, я пошел на звук к поросшему мхом склону холма, с которого с журчанием бежал сверкающий ручеек воды. Вода скапливалась внизу, пойманная в ловушку из круга плоских камней. Я опустился коленями на один из камней и с благодарностью погрузил руки в воду, приготовившись к ледяному шоку; но, к моему удивлению, жидкость оказалась теплой. Она сомкнулась вокруг моей руки, как колышущееся одеяло, окутывая пальцы благостным теплом. Хотя я закатал рукава и залез поглубже, дно водоема нащупать было невозможно.

Значит, горячий источник. Какое истинное наслаждение — найти такой! И со своей свитой далеко в лесу, на охоте, я мог воспользоваться моментом, чтобы насладиться этим местом, не боясь быть обнаруженным.

Я привязал лошадь к ближайшему дереву и снял с себя одежду. Холод покусывал мою обнаженную кожу, но мне не было до этого дела; я не мог поверить в свою удачу. Уединение, красивые пейзажи и горячий источник — это было мое лучшее Рождество.

Погрузившись в горячую воду, я вздохнул и вознес благодарственную молитву всем святым и богам в мире. По моему мнению, рождественская история была такой же правдивой, как рассказы о древних существах, которые ходили по полянам и творили волшебство. Казалось, никто больше не верил, что вера и фейри могут сосуществовать, что они могут быть двумя половинками единого целого. А я не мог жениться на женщине, которая бы не держала свой разум открытым для сил магии.

Скользя по песчаной гальке, я царапал ноги о дно источника. Странно, что водоем был идеальной глубины для человека моего роста. Да и температуры воды была оптимальной.

Я отбросил мысли об этом совпадении и откинул голову на камень, позволяя теплу проходить через мышцы.

Что-то коснулось моего живота, и резко выпрямившись, я стал вглядываться в воду.

Несомненно, это была всего лишь рыба или веточка, упавшая с ближайшего дерева.

Однако по ощущениям это больше походило на мягкие пальцы, нежные и любопытные.

Еще одно прикосновение, на этот раз к моей талии, и я по-прежнему ничего не мог разглядеть под мерцающей водой. Я позволил своим рукам лениво скользнуть по бокам, но когда эти пальцы в очередной раз коснулись моей кожи, то поймал их в тиски и поднял над поверхностью.

Это были пальцы женщины, тонкие и бледные, и когда я потянул сильнее, показалось ее запястье, затем тонкая рука и округлое плечо. Из воды показалась ее изогнутая шея, а за ней — мокрая голова и копна серебристых волос, сверкавших, как сама вода.

А ее лицо — я никогда не видел такого прекрасного лица. Изящный носик, покатые скулы, подбородок с осязаемой ямочкой посередине — губы, выразительно изогнутые, как лук Купидона. Ее глаза казались слишком большими — больше, чем у любого человека. Кремовые веки, окаймленные густыми ресницами, опускались на жидкую голубую глубину этих глаз. Между серебристыми прядями ее волос торчали вздернутые вверх уши с острыми, как ножи, кончиками.

Я потерял дар речи.

Она устремилась ко мне из воды, ее ключицы и грудь блестели от влаги. Руки скользнули по моему лицу, а большие пальцы прошлись по губам.

— Симпатичный мальчик-человек, — сказала она голосом таким легким, что его можно было принять за дуновение ветра. — Симпатичный мальчик, будь моим.

Я прочистил горло.

— Меня зовут Отто.

— А я Эрнестина, — сказала она.

— Ты… ты фея.

— Какой наблюдательный!

Она рассмеялась и поцеловала меня в щеку и в нос, прежде чем прижаться губами к моим. От прикосновений мой язык и губы покалывало, сквозь меня пронеслась искрящаяся волна желания.

Мы долго целовались и обменивались ласками под водой. Но когда я сильнее притянул ее к себе, она рассмеялась и отстранилась.

— Я не присоединяюсь к своим гостям, хотя ради тебя могла бы сделать исключение. Нет, если ты хочешь обладать мной, целиком и полностью, то должен убедить меня в своей любви.

— Любви? — я едва мог мыслить дальше собственного желания. — Я встретил тебя только что. Я не могу любить того, кого не знаю.

Она улыбнулась, ослепительно и радостно.

— Значит, ты прошел первое испытание. Многие мужчины сразу клянутся в любви, лишь для того, чтобы заявить права на меня. Ты честный человек, и за это будешь вознагражден. Я приду к тебе сегодня вечером, и ты научишься любить меня.

Она снова погрузилась в воду, и, хотя я ощупывал ее руками и даже опускал голову под воду, чтобы посмотреть там, не смог ни потрогать, ни увидеть девушку.

Я вернулся в свой замок с намерением сказать слугам, что вечеринка должна быть еще более грандиозной, чем планировалось изначально. Но потом подумал, что из-за шума и веселья я не услышу мягкий голос феи Эрнестины. Отмена празднества сильно расстроила бы мой народ, поэтому я приказал, чтобы вся еда и украшения были перенесены в деревенскую церковь, а скамьи внутри неё были отодвинуты в сторону,