КТО ПОСЕЛИЛСЯ В ЕЛОВОМ ЦАРСТВЕ?

Стоит на моховом болоте дремучий ельник. Глянешь направо, глянешь налево, обернёшься назад - всё ели вокруг, ёлки да ёлочки. В еловом лесу мало света. Растут там мягкий кукушкин мох, олений лишайник и ягода клюква. Напрасно сеятель-ветер заносит сюда семена цветов, крылатки берёз, летучки сосен. Бородатые ели не дают им расти, закрывают солнце широкими лапами. Живут в ельнике пушистые совы, клесты-крестоклювики, и угрюмая птица глухарь прячется в зелёной трущобе. Здесь царство тишины, безветрия и мрака.

«Никого никогда не пустим в свои сырые дебри, - скрипят и шепчут хмурые ели. - Здесь мы хозяева, здесь наша земля».

И всё-таки какой-то отважный пришелец появился в еловом царстве. Тоненькой веточкой проглянул он из мха под самой широкой, могучей елищей. Она не замечала его, как не замечала чахлые ростки берёз, изредка появлявшиеся у подножия ствола. К чему волноваться? Всё равно они завянут в темноте.

Но упрямое деревцо росло и росло, тянулось вверх, упёрлось макушкой в еловые лапы. Хочешь не хочешь, а пришлось старухе потесниться. С удивлением глянула она на шелковистую, длинную, мягкую хвою деревца и заскрипела:

- Я живу уже триста лет. Я самая большая на весь лес, но никогда, никогда не видела такого дерева. Оно не похоже на мою родную сестру пихту - у ней короче мягкая хвоя, это и не тётка моя сосна - у той колючие твёрдые иглы. Странное дерево! Даже на дальнюю нашу родню лиственницу не похоже - ведь лиственница сбрасывает хвою к зиме.

- Кто ты? Как попало сюда? - спрашивали деревцо молодые красивые ёлки.

Деревцо молчало, потому что не научилось ещё еловому языку. А было это вот как.

На восток от мохового болота, за синими горами, стоял кедровник такой же густой, как еловая чаща. Там росли тяжёлые шишки с мелкими вкусными орешками. Часто залетали в лес пёстрые птицы-кедровки, близкие родичи ворон, долбили шишки крепкими клювами, ели орехи или складывали их в укромные местечки.

Одна запасливая кедровка натаскала орехов полное дупло.

«Придёт зима - будет мне что поклевать», - рассуждала птица. Каждый день прилетала она проверить: цел ли запас, и скоро заметила, что орехи стали убывать. Кто-то тайком таскал их из дупла.

- Карр, - сердито сказала кедровка. - Как смеют вор-ровать мои припасы! Спрячусь и подстерегу рразбойников!

Тут же порхнула она на вершину кедра и притаилась в густых ветвях.

Ждать пришлось недолго. На дереве появился рыженький зверёк с пушистым хвостом, с кисточками на кончиках ушей. Пугливо озираясь, он прыгал с ветки на ветку.

- А-а, белка! Ну, задам я тебе, - проворчала кедровка.

Едва зверёк заглянул в дупло, едва взял первый орех, как раздался трескучий крик:

- Карр! Карраул! Держите воровку!

С орехом в зубах белка кинулась прочь, перескакивая с вершины на вершину.

Следом с шумом и карканьем неслась кедровка.

Белка знала: с кедровкой шутки плохи. Кедровка родня вороны, ворона - сестра ворона, а ворон дружит с ястребами и с орлами, и клюв у него такой, что может перекусить белку пополам.

Да и у кедровки клюв - что стальное долото.

- Держите, держите! - кричала птица.

Белка прыгала на землю, взлетала на макушки, мчалась, как ветер, распуская хвост.

«В ельник! Скорее в ельник! Я нырну в такую чащу, что меня никто не найдёт», - думала она, ловко увёртываясь от разъярённого преследователя.

Вот и большая ель! Но тут птица настигла белку и так больно ударила воровку клювом, что та пискнула и орешек вылетел у нее изо рта, скользнул по веткам, упал между кочек.

Белка убежала. Улетела кедровка. А орех? Он полежал в тёплой сырости, укрепился корешками в земле, пустил ростки, стал кверху тянуться. Так и вырос в еловом лесу маленький кедр - самое лучшее хвойное дерево.

МУРАВЬИНАЯ ХИТРОСТЬ

Поселились чёрные муравьи на лесной опушке. Выбрали место солнечное, сухое и тёплое около кривой берёзы, под маленькой ёлочкой, прямо в зарослях диких цветов. Стали таскать сосновые иглы, мелкие сучки, прошлогодние травинки - стал расти муравьиный дом не по дням, а по часам. Ключом кипела весёлая работа. Поднимался муравьиный городок над травой выше белой и розовой кашки, выше жёлтых одуванчиков, выше золотоголовых лютиков, выше самых высоких ромашек. Вот он уже почти поравнялся с маленькой ёлочкой, но ни на один день не останавливались шестиногие труженики. С первым лучом солнца разбегались они по протоптанным дорожкам во все стороны. Кто собирал хвоинки, кто искал дохлых букашек, кто пил древесный сок и набирал его побольше, чтоб других напоить, кто выносил сор из муравейника, кто копал землю. Дел у муравьёв было по самое муравьиное горло.

С одними куколками хлопот не оберёшься! Настанет прохладная ночь - перенесут муравьи куколок поглубже, сложат кучкой, чтоб не простудились. В жаркий полдень куколкам душно, надо их по всему муравейнику разложить. А дождь пойдёт - всего хуже. Протекает хвойная крыша, сыро в муравьиных квартирах. Едва схлынет ненастье, несут муравьи куколок наверх, сушат на ветру, в тени. На солнце нельзя вынести - солнце куколкам вредно. Так возятся и хлопочут, пока не лопнет на куколках тонкая шкурка, и вылезут на свет молодые муравьи, белые, мягкие, слабенькие. Очень они нежные, надо их кормить, пока не затвердеет у них мягкая кожа и станет чёрной, как у взрослых насекомых.

Видите, как много дел у муравьёв. Но они никогда, нигде, никому не жаловались. Ведь жить и работать - это и есть самое большое счастье на земле.

Наверное, и сейчас жили бы трудолюбивые букашки под своей корявой берёзой, если б не повадился летать к их небоскрёбу дятел-муравьед. Прилетит, уцепится за берёзу, вытянет длинный язык.

Прилипают к нему муравьи, как мухи к липучей бумаге. Раз прилетит - нет ста муравьёв, два прилетит - нет двухсот, десять раз прилетит - нет тысячи.

Испугались муравьи, что съест их дятел помаленьку, бросили свой дом, глубже в лес ушли. Построили новое жильё в густом осиннике. Стали жить-поживать, а новая беда уже на носу.

Пришли в осинник рогатые лоси. Едят осиновые веточки, топчут землю широкими копытами. Тысячи муравьёв шутя раздавили, а муравьище с землёй сравняли.

Ещё дальше ушли муравьи. Забрались