XXX. Разве мы не вправе сказать и тут, как везде: довольно, если каждый день приносит с собой свою собственную муку! Наша задача не в том, чтоб преобразовать всю будущность. Достаточно, если мы преобразуем лишь небольшую часть ее в соответствии с уже известными правилами. Быть может, каждый из нас, если отнесется достаточно серьезно к своей задаче, сумеет узнать, какая часть общей работы приходится на его долю. Пусть он свою работу делает от всего сердца и не останавливается. Общий исход работы зависит, как это и было всегда, от разума более высокого, нежели ум человека.

XXXI. Повторим слова бедного француза, сказанные им членам Конвента: «Je demande l’arrestation des coquins et des laches». Но только не на час, а на всю жизнь. Арестовать всех мошенников и трусов – задача нелегкая, и немало пройдет времени, пока всех их целиком или хоть частью удастся переловить. Но если хоть один попадется вам, арестуйте его, Бога ради. Все хоть одним меньше останется на свободе.

XXXII. Если ты сталкиваешься с ложью – истребляй ее. Ложь для того только и существует, чтобы ее истребляли. Неправда искренно ждет и требует того, чтобы ее преследовали. Но проверь себя хорошенько, чтобы знать, в каком духе ты так поступаешь. Не из ненависти, не из себялюбивой, торопливой горячности, а с чистым сердцем, со священным рвением. Мягко, почти сострадательно должен ты уничтожать зло. Не правда ли, ведь ты не хочешь уличенную тобою ложь заменить другой, неправду заменить несправедливостью, исходящей от тебя и подающей повод к новой неправде? Тогда конец был бы хуже начала.

XXXIII. Каждый может и должен быть настоящими человеком: т. е. быть чем-то высоким, быть творцом великих дел, все равно как один желудь мог бы покрыть всю землю дубами! Каждый может что-нибудь сделать. Только бы он честно трудился, а исход можно со спокойным сердцем предоставить высшей Силе.

XXXIV. Во всяком случае, тот, кто хочет честно трудиться, должен глубоко веровать. Кто на каждом шагу ждет одобрения света, кто не может обойтись без сочувствия толпы и собственное убеждение приноравливает к мнению людей, тот жалкий слуга внешности – какую работу ни дайте ему, он всякую плохо исполнит. Всякий такой человек ежедневно содействует общему падению. Всякая работа, исполненная таким образом, с точки зрения внешнего блеска, только злит людей и порождает новые беды.

XXXV. Послушание – наш общий долг и наше назначение. Кто не может покориться и сгибаться, тот будет сломлен. Мы должны вовремя освоиться с мыслью, что в сем мире хотенье равно нулю по сравнению с долгом и составляет лишь небольшую дробь того, что случается на деле.

XXXVI. Самое неприятное чувство – это чувство собственного бессилия, или, как говорит Мильтон: быть слабым – вот настоящее несчастье. И все же сила ни в чем ином не может себя проявить, как лишь в счастливо доведенной до конца работе. Что за разница между колеблющейся способностью и твердым, лишенным сомнений исполнением плана! Известное смутно выраженное самосознание живет в нас и только дела наши могут отчетливо и решительно показать нам нас самих.

Наши дела – зеркало, в коем дух впервые видит свои очертания. Отсюда и неразумность невозможного требования: «Познай самого себя», если не перевести его словами: «Познай, что ты способен сделать все хоть отчасти возможное».

XXXVII. Человек, которому хотелось бы работать и который не находит себе дела – самое грустное зрелище, доставляемое нам неравномерным распределением счастья на земле.

XXXVIII. Во всех детских играх, даже при своевольной ломке и порче вещей, видно стремление к творчеству. Мальчик чувствует, что он рожден быть человеком, что его призвание – труд. Ему нельзя сделать лучшего подарка, как дать орудие в руки. Будь то нож или ружье, средство строить или разрушать – и то и другое – работа, и ведет к изменению вещей. Играми, требующими ловкости и силы, мальчик, состязаясь с другими, учится совместной деятельности, мирной или воинственной, готовится быть правителем либо управляемым.

Не унывать

I. Маленькая спасательная лодка, называемая Землей, с ее шумным экипажем – родом человеческим, со всей ее беспокойной историей исчезнет в один прекрасный день, как исчезает облачко с небесной лазури! Ну что такое человек? Он существует лишь час, и раздавить его не труднее, чем моль. И все же в жизни и деятельности верующего человека лежит нечто – нам в том порукой вера – нечто такое, что неподвластно разрушительной силе времени, что одерживает победу над временем, что есть и будет даже тогда, когда уже не будет времени.

II. Человек в собственном сердце своем носит вечное. Стоит ему заглянуть в свое сердце, и прочтет он в нем о вечности. Он знает сам, что будет долго – вечно, и что ни в каком случае на долговечность рассчитывать не может!

III. Причина людского несчастья лежит, как мне кажется, в его величии. В нем есть что-то бесконечное, чего он при всей своей хитрости не может похоронить под конечным. Могут ли соединенные усилия всех министров финансов современной Европы сделать хоть одного сапожника счастливым? Они не могут этого сделать. А если и могут, то только на час. Потому что и у сапожника есть душа, и требования ее совсем иные, нежели требования его желудка. Душа, для продолжительного удовлетворения и насыщения которой потребовался бы не больше и не меньше, как Бесконечный Божий мир, отданный ей в исключительную собственность, дабы в нем бесконечно наслаждаться и удовлетворять всякое свое желанье, как только оно появится. Не говорите поэтому о целых океанах дорогого вина. Для сапожника с вечной душой это все равно что ничего! Не успеет океан наполниться, как человек станет роптать, что вино могло бы быть еще лучше. Попробуйте подарить человеку полмира, и вы увидите, что он затеет ссору с владельцем второй половины и будет утверждать, что его обидели.

IV. Все видимые предметы суть эмблемы. То, что ты видишь, не существует само для себя. Строго говоря, оно и вовсе не существует. Потому что материя существует лишь в зависимости от духа и для того, чтобы изобразить идею, воплотить ее. С этой точки зрения сам человек и все его земное существование – не больше как эмблема, одеяние или видимая драпировка для божественного «Я». Как искра с неба, брошенная вниз на землю. Поэтому и про человека говорят, что тело его лишь служит ему оболочкой.

V. Человек, «символ вечности, скованный временем», не дела твои, которые все