— А эта история очень важна, для вашего дела, — я откинулся на спинку стула и расплылся в улыбке. У генерала на лице на секунду появилось еле заметное беспокойство.

***

Я посмотрел в мутные воды через толстое стекло иллюминатора, затем на дисплей дозиметра: двадцать микрорентген в час. Наёмники сказали, что для Чернобыля фон ниже некуда.

Я понимал, что сама по себе вода не должна быть радиоактивной, реальную опасность представляет илистое дно и затаившиеся на нём радиоактивные осадки. Не зацепить бы нам эту гадость.

Святой спал, сидя на противоположной скамье в невероятно неудобной для сна позе: ноги широко расставлены, руки лежат на коленях, а голова высоко поднята гордая и надменная. Готов к неожиданностям даже во сне. Наверняка его сон очень поверхностный, и Святой мог мгновенно пробудиться и наброситься на противника подобно кобре.

Эту змею он любил больше других тварей, изображённых на его коже. Кобры со злыми мордами красовались на его руках, оплетали плотно от ключиц до предплечий.

Бледное лицо наёмника тоже было усеяно татуировками: кресты, гвозди, колючки, случайные латинские буквы, смысл этих узоров знал только он сам.

Святой нередко хвастался, что был самым опытным наёмником в нашей группе. Он рассказывал жестокие истории из своего детства в Приднестровье, про то, как с малых лет узнал, что такое война.

Святой часто сверлил меня презрительным взглядом, а перед погружением в тёмные воды Припяти шёпотом на ухо сказал: «Я слежу за тобой, Ханурик».

От этих слов тревога внутри только усилилась, ведь мне было что скрывать и чего бояться.

Насмешливое прозвище для меня Святой придумал при первой же встрече и несмотря на то, что в группе были установленные командованием позывные, называли меня все так же.

«Смотрите, какой вояка щуплый, он же в два раза меньше меня! Ну и ханурик!» — Святой даже засмеялся, когда увидел меня впервые. Не помню, чтобы что-то ещё так смешило его с тех пор.

А я-то думал, что в полном обмундировании выгляжу воинственно и внушительно, но нет. Если бронежилет с раздутыми кармашками ещё как-то мог скрыть худобу, то ноги и руки «спички» выдавали во мне хилого и неопытного бойца. Хотя какой с меня боец? Салага, дилетант, мошенник.

Больше всего я боялся столкновения с вооружёнными людьми или мутантами – настоящих боевых действий. В бою сразу станет понятно, что никакой я не наёмник, а всего лишь жалкий студент, который в отчаянии подался на одни из самых опасных заработков в мире.

К наёмникам я попал благодаря папке поддельных документов, помощи хорошего хакера и большой сумме, вырученной с безнадёжных кредитов.

Всего-то нужно было спросить у знакомого, чей отец давно уже сидит в тюрьме за «сталкерство», не знает ли он каких-нибудь людей, готовых помочь в одном деле.

А люди оказались непростыми, они не работали на поток и не предоставляли постоянных услуг по «внедрению в ряды наёмников с целью дальнейшего дезертирства». Однако я был убедителен, и для меня нашли креативное решение.

Я просто не хотел играть в сапёра и лезть между колючей проволокой, под прицелы пулемётов. По статистике ООН выживаемость таких смельчаков не превышала десяти процентов даже с услугами проводников. Последние, как правило, оставались в живых и по возможности подбирали вещи клиента.

Пока успокаивало, что никто, кроме Святого, не ставил под сомнение моё портфолио, да и тот в открытую не донимал. Расскажи я правду прямо сейчас, половина отряда сразу бы и не поверила.

Наёмников в Зоне хватало, но самой крупной организацией считалась та, что посылала свои отряды под знаками синего орла. Им хорошо платили, ведь рисковать жизнью в Зоне приходилось не реже, чем военным в горячих точках.

Из того, что я понял, среднему наёмнику чаще приходилось стрелять в людей, нежели их охранять. Поэтому я и не собирался задерживаться на этом тернистом пути.

Мне нужна была Зона, её возможности, её богатства. Погибнуть сразу же на входе ещё глупее уже свершённых мною ошибок, которые и побудили меня отправиться в это проклятое место.

***

Я встал с места и тихо, стараясь не потревожить сон Святого, шагнул в тамбур. За приоткрытой дверью находилась кабина управления батискафом. В тамбур просачивалось жужжание и писк неизвестных мне приборов, а также сигаретный дым и негромкие разговоры остальных членов отряда. Я раскрыл дверь полностью, но заходить внутрь не стал.

За штурвалом по центру сидел Фил и через круглое смотровое окно вглядывался в мутные глубины реки Припять. Фил не только управлял батискафом, но и командовал нашим отрядом.