Шрифт:
Закладка:
Любава дождалась, когда Змей улетит, поймала голубка и привязала ему записочку.
Получив весть от племянницы, как Змея повывести, князь Владимир обрадовался. Отправился он на задний двор искать Кожемяку. Тот мял в то время двенадцать кож. Увидел Никита князя и так оробел, что со страху те двенадцать кож взял и разорвал разом. Однако как ни упрашивал князь Кожемяку, серебро сулил, золото, полказны ему отписывал, ни в какую Никита идти на Змея не соглашается. Владимир призвал на помощь советчика – старого боярина Бермяту Васильевича. И тот слёзно Никиту упрашивает, в ноги Кожемяке валится – да всё без толку. Князь с Бермятой отчаялись – не знают, что и делать. Уж кого только к Никите ни посылали, а Кожемяка в ответ: «Кто сказал вам, что сильнее я Змея? Меня тот Змей огнём подпалит, ногами затопчет». Так князь и боярин с упрямым Кожемякой и маялись, пока одна столетняя бабка им не посоветовала:
– Посылали вы к тому Кожемяке разумных мужей. А соберите-ка вы теперь пять тысяч неразумных малых деток. Может, детки малые его разжалобят?
Послали к Никите пять тысяч малых деток. Детки плачут, просят:
– Освободи от Змея наших мамок-тятек!
Никита сжалился над детьми. Взял он триста пудов пеньки, насмолил её смолою, весь ею обмотался, чтобы Змей не сжёг его, не съел, помолился на храмы и отправился в Змеиную пещеру.
Увидел Змей свою смерть, смекнул, что делать, и говорит парню:
– Что толку, Никита, нам между собой драться? Знаешь ли ты, что сильнее нас с тобой никого в целом свете не осталось? Давай-ка разделим мир поровну: ты будешь жить в одной половине, а я в другой. Только вот как мы его делить станем?
Никита отвечает:
– Сделаем соху в триста пудов, ты в неё впряжёшься, а я за соху держаться буду: проведём межу по всей земле от самого Киева.
Змей на то согласился. Сделал Кожемяка соху в триста пудов, впряг в неё Змея и принялся от самого Киева межу пропахивать. Провёл он борозду до самого Чёрного моря.
– Ну вот, – говорит. – Землю разделили. Давай теперь море делить.
Змей обрадовался, вошёл в море – да и стал в нём тонуть. Повернул было обратно, а его соха в триста пудов не пускает. Так и сгинул.
Никита Кожемяка всех девиц из Змеиной пещеры повыпустил, племянницу князю вернул и за свою работу ничего от князя не взял – пошёл опять на задний двор кожи мять.
Добрыня Никитинец и Змей
осле того, как утонул трёхголовый Змей, взялся на Русь залетать его двоюродный брат – Змей о девяти головах. Но недолго и тот куражился! Жил в те времена в Рязани Добрынюшка Никитинец, сын вдовы Офимьи Тимофеевны. Всем хорош был Никитинец: кроток нравом, приветлив, весел, на гуслях бренчит, в играх нет ему равных. В науках поспевал он быстрее сверстников и смолоду слыл учёным молодцем да не по годам разумным, силы же он был немереной. С детства матушка сынку своему наказывала одно: может бродить Добрыня, где хочет, но вот только нельзя ему на Пучай-реку – темна та река, с глубокими омутами, многих она кружила, забирала с собой. Тридцать лет, как никто к той Пучай-реке не заглядывал; все её берега быльём поросли, все поклонные кресты на ней покосились, все дороги к ней ельником покрылись.Говорит однажды Добрыня Офимье Тимофеевне:
– Матушка моя родная, честная вдова, дай-ка мне прощеньице, дай благословеньице в Пучай-реке искупаться.
Испугалась матушка:
– Не дам я тебе, сынок, своего прощеньица, не дам благословеньица. Разве не знаешь: кто в той Пучай-реке купался-плескался, живым оттуда не хаживал? Коль пойдёшь ты на Пучай-реку, потеряешь свою головушку.
Замолчал Добрыня, задумался. Мать же его, Офимья Тимофеевна, мудра была. Вот что вдова подумала: «Как дашь своё прощение-благословение, так уедет на Пучай-реку. А не дашь – всё равно уедет!»
Помолилась Христу и говорит сынку:
– Сын мой, Добрыня Никитинец, думай ты не чужой головой, думай своей головой. Я даю тебе прощеньице, даю благословеньице.
Поклонился Добрыня матушке и поехал на Пучай-реку. Наголо он там разделся, без трепета в воду спустился. В одну струю нырнул, в другую нырнул, а как в третий раз нырять начал, потемнело небо: чёрные тучи на него взгромоздились, белые облака с него попадали. Летит на Пучай-реку девятиголовый Змей. Отворил Змей все свои рты: хочет Добрыню склевать, словно желторотого птенца. Выбрался тут Добрыня на крутой берег, зачерпнул горсть песку и швырнул его в Змеевы пасти. Расшибся Змей о песок, упал на землю. Здесь Добрынюшка вскочил на Змееву грудь и взялся её ногой мять и приговаривать:
– Растопчу Змееву грудь и памяти о поганом гаде не оставлю!
Змей видит – дело плохо, взмолился:
– Не топчи меня, Добрыня Никитинец! Даю слово: не буду я более летать по Руси, не буду хватать детей малых и красных девушек, зарекусь жечь деревни-сёла, губить скотину большую и малую.
Добрыня Змею поверил, отпустил его.
И впрямь на какое-то время установилась по всей Руси тишина. Однако пролетал как-то Змей над Киевом, видит – гуляет по высоким киевским холмам с няньками и служанками средняя князева племянница Бавушка Забавница. Подхватил Змей когтями Бавушку и унёс в Оскориные горы, в Змеиное гнездо.
Как услышал о том князь Владимир – запечалился. И надо бы Илью Муромца попросить – да не вернулся ещё Илья со Святых гор. Кинулись за Кожемякой, да ушёл Никита кожи мять за леса, за поля, за реки к далёкому Белоозеру. Собрал тогда Владимир в палатах князей с боярами, стал с ними совет держать:
– Что нам без Ильи и Кожемяки делать?
Бывалые люди говорят:
– Проживает в Рязани удалой Добрыня Никитинец, сын вдовы Офимьи Тимофеевны. Он того Змея о девяти головах на Пучай-реке ловил, грудь ему мял. Позови, князь, Добрыню!
Князь тотчас велел послать за Добрыней. Прибыли гонцы в Рязань-город, разыскали вдовий дом, кинулись в ноги рязанцу:
– Ты уж выручи нас, Добрынюшка Никитинец! Поезжай с нами в Киев на пир к светлому князю.
Добрыня отвечает:
– Не мне, мамке моей в ноги надобно кланяться. Коли даст она прощеньице, даст благословеньице, так и быть – поеду.
Кланялись гонцы тогда самой Офимье Тимофеевне:
– Ты уж выручи нас, честная вдова, Офимья Тимофеевна! Благослови сынка на
