самые основные человеческие переживания: выжить и убить. Внутренний огонь вспыхнул и погас, в одно мгновение сменившись холодным расчетом. Силурское копье слева от него нашло слабое место под доспехами. Он отбил его укрепленным краем скутума и, вызывающе рыча, вернулся в строй, край щита зацепился за край щита его соседа.

С хриплым дыханием в груди он прислушался, пытаясь оценить ход сражения и впервые заметил наполняющую горло вонь от горящих хижин и амбаров, мусорных ям, навоза животных и человеческих экскрементов, которые беспорядочными кучами лежали вокруг. Основная сила британской атаки пришлась на середину римского строя, и именно здесь были сосредоточены вопли бессильной ярости и крики искалеченных и умирающих. На данный момент Валерий был счастлив, что его легионеры смогли сдержать врага. Креспо не мог быть далеко.

Он услышал призыв, которого ждал. — Корницен! — трубач, который маячил позади строя появился у него за плечом. Валерий заговорил с человеком слева от него, крича, чтобы быть уверенным, что его услышат сквозь шум битвы. — По команде, за мной поворот вправо. — Дал время, чтобы приказ прошел по стене щитов. — Дай команду. — Трубач поджал губы и секунду колебался, прежде чем круглый рог протрубил свое сообщение.

Маневр, который приказал сделать Валерий, был сложным и потенциально опасным, и он просил бы об этом только тех, кому доверял свою жизнь. Это означало, что вся линия римлян развернется вокруг него, как открывающаяся дверь. Просто для легионера, находящегося в двух-трех шагах от своего командира, которому нужно было продвинуться вперед всего на полшага, но не для несчастного солдата на крайнем левом фланге, которому пришлось бы прижиматься плечом к своему щиту и пробивать себе путь на десять шагов вперед, опираясь на силу двух мужчин за его спиной, и все это без потери строя. Но десять шагов могли стать разницей между поражением и победой.

Потому что через брешь – если он правильно рассчитал время – Креспо теперь атаковал своими центуриями клином. Стреловидные человеческие тараны, которые пробьют себе путь сквозь ряды врагов, полностью разрушая их сплоченность, а затем развернутся и атакуют их с тыла.

Увеличение интенсивности битвы сказало ему, что он был прав. Он отступил назад и позволил человеку позади себя занять свое место в шеренге. В нескольких ярдах от него руины разрушенной разворотной рубки давали ему выгодную позицию, с которой он мог видеть всю длину британского крепости. Изучая затянутую дымом вершину холма, он понял, что Креспо внес свои поправки план или, возможно, намеренно не подчинился приказу. Два его клина численностью в восемьдесят человек прорвались насквозь к западным воротам, и оттуда в крепость хлынули вспомогательные когорты диверсионной атаки, убивая на ходу и не делая различий между воинами и женщинами и детьми, которых легата приказал взять в плен.

Теперь бритты, с которыми столкнулся Валерий, оказались в ловушке; сотни воинов собрались между двумя линиями легионеров и крепостной стеной. Некоторые пытались спастись, взобравшись на крепостной вал, но от лучников, стоящих у подножия холма, не было убежища. Среди оставшихся раздались резкие крики, и Валерий понял, что они призывают к пощаде. Но пощады не будет. Только долгий сон римского мира.

Римский легион был машиной для убийств, и теперь он наблюдал за работой этой машины. Никакое силурское мужество не могло изменить исход. В замкнутом пространстве длинные мечи бриттов практически не имели места для размаха, и когда они его делали, они тратили свою силу на три слоя твердой древесины, из которых состоял легионерский щит. Гладий был другим. Вонзаясь между щелями в стене щитов, короткие, острые как бритва мечи вонзались в живот и пах, а затем проворачивались и высвобождались, оставляя зияющую рану, которая заставляла человека молиться о смерти. Затем большие щиты двинулись вперед, и мечи снова замелькали. Легионеры Первой когорты работали с нарочитой концентрацией, не делая различий между старыми и молодыми, смелыми и боязливыми. Кельты были зверями, которых нужно было убить. Сначала, Валерий был очарован этим крайне дисциплинированным отсутствием человечности, неумолимым ритмом смерти, который в конечном итоге оставлял у предполагаемых жертв отвисшие от ужаса челюсти и лишал их воли даже к самозащите. Но очарование исчезло, когда отдельные детали резни всплыли в его памяти. В тот момент, когда он почувствовал, что какой-то хрупкий барьер в его разуме угрожает рухнуть, он повернулся и ушел сквозь хаос победы.

Выжившие женщины и дети прятались в поисках защиты среди обломков глинобитных хижин у южной стены. Неподалеку тела старейшин, которые всего несколько мгновений назад стояли рядом с ними, все еще дергались бесформенной кучей. Валерий изучал пленников, но ни один из них не встречался с ним взглядом. Он вспомнил скот, предназначенный для убоя, встревоженный запахом крови тех, кто ушел раньше, но был беспомощен, чтобы избежать своей участи. Тем временем вокруг него продолжались бои: небольшие стычки с участием групп воинов, защищавших западные ворота; отдельные бритты спасались бегством от дюжины легионеров, все еще потерянных в безумии битвы. Воздух наполнился криками. Но один крик был другим.

Это был детский крик чистого ужаса.

Он знал, что должен уйти: что такое еще одна детская жизнь на этой бойне? Но крик повторился, и он понял, что он исходит из одной из немногих уцелевших хижин менее чем в двадцати шагах от него. Двое легионеров стояли в дверях спиной к нему рядом с скрюченным телом женщины в рваном сером платье. Он прислонил свой щит к ограде ближайшего загона для животных и направил острие своего гладия ниже уха ближайшего человека. Легионер замер.

— Первое правило войны, солдат, — тихо сказал Валерий. — Если ты не будешь думать о работе, тебя убьют.

Второй легионер повернулся с нервной ухмылкой. Он вопросительно посмотрел на первого солдата, но Валерий покачал головой и продолжал нажимать на меч ровно настолько, чтобы тот оставался честным.

— Там нет ничего, что вы хотели бы видеть, командир.

— Думаю, я должен решить это сам, солдат. Из какой вы центурии?

— Третьей, второй когорты, командир. Мы...

Приглушенный крик отчаяния прервал его слова, и Валерий протиснулся мимо него и вошел в хижину. Сначала он ничего не мог разглядеть в темноте, но, когда его глаза привыкли к полумраку, он услышал ритмичное шарканье и проследил его до белого пятна позади хижины. При ближайшем рассмотрении пятно было идентифицировано как пара мужских ягодиц, вздымающихся и упирающихся во что-то под ними. Он резко пнул по ягодицам, и вздымание прекратилось. Мужчина повернул голову и уставился на