Схватив ветошь в правую руку, я начал махать ей, делая знаки тем, кто наверху. Увидьте же! Поймите, что происходит.

Тут же одна за другой позади ударили пушки, началась обычная пятнадцатиминутная арт-подготовка перед наступлением.

То ли пилоты, наконец, сориентировались, определившись, где свои, а где чужие. То ли, что маловероятно, заметили мои знаки, но второй волны не случилось. Машины развернулись и унеслись в сторону немецких позиций.

— Твою же мать… — Корякин выбрался из танки и осмотрелся. Его огромные кулаки сжимались и разжимались в бессильной ярости. — Твою же мать…

Нам повезло, не зацепило. А вот многим другим удача не улыбнулась.

Из глубокой воронки, образовавшейся от взрыва совсем неподалеку от нашей машины, пытался вылезти человек. Я соскочил с брони и бросился ему на помощь, протянув руку. Со всех сторон спешили и другие бойцы, но я успел первым.

Лицо его, черное от грязи и копоти, выражало вселенское удивление. Я крепко схватил его чуть потную ладонь и дернул на себя. Боец пошел вверх неожиданно легко, я этого не ожидал и, чуть поскользнувшись в грязи, упал на спину, но руку не отпустил.

Он вылетел из ямы прямо на меня, рухнув сверху. И тут же захрипел на низкой ноте, а потом завыл долго и протяжно. У него была лишь половина тела. Все, что ниже пояса, отсутствовало. Из ямы наверх тянулась кровавая линия, вперемешку с кишками и внутренними органами.

Я же смотрел прямо в глаза солдата, уже мутнеющие, тусклые. Смотрел, и не отводил взгляда, словно отдавая этим действием ему последнюю почесть. Его глаза остекленели, и я отпустил руку.

Вокруг уже суетились бойцы, громко матерясь, они пытались отделить убитых от раненых. К нам уже спешили медсестры из санитарной роты, с ними бежали красноармейцы с носилками, а я все сидел на краю воронки и смотрел в лицо мертвеца.

А он смотрел на меня в ответ застывшими в вечности глазами.

— По машинам! — вновь раздался зычный крик откуда-то со стороны, и я очнулся.

Все только начинается.

Авиация отбомбилась, теперь, к счастью, по вражеским позициям, артиллерия сделала все, что смогла. Настал наш черед.

Я быстро забрался на броню «Уральца» и нырнул в люк. Все члены экипажа были на своих местах, злые и готовые к бою.

— Двинули! — приказал я, увидев, что соседние машины тронулись с места, и для надежности ткнул Евсюкова носком сапога в спину — «ножная связь» в Т-34 до сих пор была самой надежной, в шлемофонах слышимость была практически нулевая.

Автоматчики сидели на броне танков. Я через открытый люк видел сосредоточенные лица тех, кто занял места на нашей машине. Другие, двигаясь своим ходом, бежали вперед. После неожиданного обстрела своей же авиацией люди не знали, каких неприятностей еще ждать. Многие опасливо поглядывали в небо. Там было все так же сумрачно, но самолетов более не было.

Пехота под прикрытием танков медленно начала продвижение вперед. Где-то неподалеку находился враг, но ощущение опасности было привычным и знакомым. Более всего меня нервировало отсутствие данных о дислокации фрицев. Где их огневые точки? Где ждать усиленный отпор? Какого дьявола нам не дали подробную вводную? А если разведка в этот раз облажалась, зачем всему корпусу переть напропалую, грозя быть уничтоженным или взятым в клещи? При этом мы примерно представляли, что все южные берега рек Орс, Моховица и Нугрь были просто утыканы оборонительными сооружениями немцев. Каждое подходящее для этого место было использовано для обороны. Закопанные в грунт танки, пулеметы, минометы, батальоны пехоты, множество противотанковых орудий, станковых пулеметов. Плюс авиация в качестве поддержки.

И против всего этого есть лишь мы, в большинстве своем новички в ратном деле, у которых желания бить врага больше, чем умения это делать.

Но до южного берега еще нужно было добраться, сначала же требовалось максимально зачистить все с этой стороны реки.

С приказом не поспоришь.

Я прильнул к телескопическому обзорному прицелу. Видимость оставляла желать лучшего, но я все же разглядел впереди укрепленные позиции немцев. Здесь на северном берегу враг тоже хорошо подготовился к встрече! Все с немецкой было утыкано противотанковыми ежами, за которыми, очевидно, змеились ходы сообщений. Я не сомневался, что в линии немецкой обороны были спрятано много ДОТов и ДЗОТов*.

*Ход сообщения — полевое фортификационное сооружение, служащее для скрытного передвижения вдоль линии фронта. ДОТ — долговременная огневая точка. ДЗОТ — деревоземляная огневая точка.

Заметив движение с нашей стороны, немцы тут же открыли артиллерийский огонь.

То слева, то справа раздавались взрывы, но пока, насколько я видел, никого не зацепило.

Эх! Ворваться бы на позиции фрицев, да передавить всех до единого. Но танки ползли вперед медленно, бороня поле траками. Непрекращающиеся дожди превратили ржаное поле в слякотное болото, и тяжелые машины не могли разогнаться. Да и пехота отставала.

Мы прошли уже половину расстояния, и даже не могли толком маневрировать — здесь была открытая местность, стреляй по нам прямой наводкой — скрыться особо некуда, разве что в редкие овраги и ямы.

И, конечно, фашисты своим шансом воспользовались.

Засвистели снаряды, бахали один за другим разрывы.

Когда сидишь даже в самом современном танке, ощущения такие, словно находишься в консервной банке, из которой не выбраться. Тем более можно понять мои ощущения от такого старого, допотопного аппарата, как наша тридцатьчетверка. Тут все решает исключительно удача, фарт. Прилетит или нет, примет броня и отразит или снаряд пробьет насквозь и взорвется очищающим пламенем внутри машины. Когда твоя жизнь зависит исключительно от улыбки фортуны, ты начинаешь мыслить иначе. Не удивительно, что Перепрыга так вывел меня из себя! Как бы его невезение не перекинулась и на меня!

Т-34, двигавшийся справа от нас, с гордым именем «Челябинец» на борту, вдруг неожиданно остановился и ярко заполыхал. Я успел увидеть, как из башни кто-то выскочил и мог лишь надеяться, что и остальные ребята уцелели.

Что это было? Попадание артиллерии? Точно нет! Неучтенная саперами мина подорвалась под гусеницами машины.

И в этот момент в бой вступила немецкая авиация — по пронзительному визгу я опознал уже знакомые мне пикировщики «Ю-87», причем было их не меньше десятка. Сами самолеты я не видел, мешали облака. К счастью, немцам облака доставляли те же самые неудобства, поэтому, сделав пару заходов и сбросив боезапас, куда придется, они убрались восвояси. Первая серия разрывов легла чуть в стороне, а вот вторая причинила нам вред.

По нашему борту звонко чиркнул осколок и