Потом была работа и стремительный карьерный взлет. Пожалуй, именно здесь ему больше всего помогла эта врожденная холодность. Он не жалел ни себя, ни окружающих. Просто делал, что должен был сделать… И наконец-то наслаждался — результатом. Тогда осознал, что настоящую любовь испытывает к своему делу, а с людьми ни в чем большем, чем имеет, не нуждается.

Он не «распаковывал» девушек пачками, но и целибат никогда не держал. Для хорошего состояния и настроения, а еще для удовольствия ему нужен был секс — и он его получал. Всегда на честных условиях. Всегда с теми девушками, которые действительно привлекали. Всегда до тех пор, пока именно с этой и хотелось.

С Илоной они практически шли на рекорд — их отношения длились больше года.

— Не замерзла? — они шли по площади в направлении сетки подземных переходов, чтобы попасть на противоположную сторону. Пока были в ресторане — пропустили дождь. И теперь каблуки босоножек Илоны цокали по мокрой плитке. Сама она шла рядом с прямой спиной.

Действительно очень красивая. Брюнетка с собранными на затылке в конский хвост волосами, хищным разрезом глаз, чувственными губами, покрытыми алой помадой. Точеная фигура — в платье-чехле. Изящные щиколотки подчеркнуты тонкими ремешками босоножек на тех самых фееричных каблуках.

Грань между эффектностью и вульгарностью — максимально тонкая. Корней знал это, как человек, чья профессия обязывает разбираться и в таких полутонах. Но Илона умела ходить по этой грани филигранно, ни разу не завалившись.

И с ней Корней планировал попасть на праздник Самарских. Не просто не стыдно — а даже гордо. Хотя ему… Не то, чтобы особо есть разница. Скорее соблюдение церемоний.

— Нет. Спасибо за беспокойство. Не замерзла. — Илона ответила, скользнув по лицу Корнея коротким взглядом, а потом вновь смотря перед собой.

Они будто играли в игру — деликатности и взаимной заботы. Но оба делали это достаточно холодно, чтобы не сомневаться — за этими вопросами и ответами не кроется ничего, кроме вежливости.

— Давай руку, а то может быть скользко.

Корней ступил на лестницу первым, освободил локоть, протянул Илоне ладонь, на которую она тут же положила свою. Он опережал ее на ступеньку, она шла, продолжая смотреть перед собой.

Атмосфера тут разительно отличалась от ресторанной. Влажно, затхло, снуют люди и музыка… Совсем не такая, как еще недавно. Не тихая, деликатная, еле уловимая. А громкая и режущая слух.

Они спустились под землю без эксцессов, Илона слова взялась за локоть, Корней чуть сощурился, привыкая с неестественному освещению. Они делали шаг за шагом, приближаясь к тому источнику звука, который и в более тихой из-за расстояния вариации раздражал, а с приближением, казалось, уже откровенно бил по ушам.

Вероятно, все дело в том, что переход — не место для подобных концертов. И будь воля Корнея, он скорее всего их запретил бы. Из пожарных, акустических, эстетических и этических соображений. Но его никто не спрашивал. Да и его этика-эстетика заботила немногих. К чему он тоже относился спокойно. В меру амбициозный, но вполне трезво мыслящий. Не жаждущий ни всех денег мира, ни власти над ним. Просто иметь возможность жить так, как хочется, получая удовольствие от того, что результаты его трудов разительно отличаются от убожества подобных переходов и их обитателей…

Когда до источника звука осталось не больше пяти метров, телефон в кармане брюк завибрировал. Корней чуть сбавил шаг, Илона отреагировала моментально — тоже пошла медленней, глянула мельком на мужчину.

Если бы звонил Вадим или кто-то еще — Корней просто скинул бы. Но на экране высветилось «Самарский Ярослав». Давать отбой неприлично. Тем более, он никогда звонками в нерабочее время не злоупотреблял.

— Я отойду на секунду, — Корней снова снял с себя руку Илоны, ответа не дожидался, сделал несколько шагов в сторону, закрывая одно ухо, чтобы музыка так не громыхала, прикладывая трубку к другом. — Алло.

— Алло, Корней. Конец августа, Берлин, выставка. Поедешь?

— Надо срочно решить?

— Да. Вчера еще. Забыл спросить.

— Еду.

— Хорошо. Отдыхай.

Ярослав скинул, Корней глянул на экран, хмыкнул. Ему определенно нравился такой формат сотрудничества. Коротко и по делу.

Развернулся, сначала скользнул взглядом по Илоне, которая стояла к нему спиной, глядя на тот самый источник звука — сборную солянку. Две гитары, две скрипки, виолончель… Довольно эклектично. Да и музыканты все, как на подбор, не на подбор. Пестрый молодняк. Зато набросали денег им знатно — в чехле из-под виолончели собралась нормальная такая кучка с горкой.

Корней снова хмыкнул, подошел к Илоне, положил руку на поясницу сзади, аккуратно подталкивая в сторону, чтобы продолжить путь. Она же, почему-то, не воспользовалась возможностью тут же. Повернула немного голову, глянула на мужчину:

— Есть мелкие деньги? Хочу бросить. В детстве на скрипке играла, — дождалась кивка, а потом и купюры, которую Корней достал из бумажника. Смотрел Илоне вслед, пока она приближалась к чехлу, немного приседала в своем узком платье, отправляя купюру поверх кучки. Не то, чтобы мелкую. Видимо, именно увидев ее, одна из гитаристок дала петуха. Настолько очевидно, что Корней, обладавший не только вкусом, но и слухом, скривился. Потом же перевел взгляд на виновницу его ушной и душевной боли, замер на мгновение.

Та же кудрявая девица. Аня Ланцова. И снова грудь царапнуло раздражение. Вот везде она ему все портит. Ни высотку нормально построить. Ни по переходу пройти.

Он без стеснения разглядывал нещадно покрасневшую девушку, сидевшую на складном стульчике посреди перехода, пока Илона не вернулась.

Видимо, девочке присуща склонность привлекать к себе внимание и наслаждаться им. Вот только «аудиторию» она предпочитает откровенно специфическую — не строители, так снующие по переходу гуляки и городские сумасшедшие. Да и способы привлечения так себе — не голыми ногами, так очень условно талантливой игрой.

— Идем? — Илона тихо задала вопрос, повернув голову, Корней же еще несколько секунд смотрел на Ланцову, а потом кивнула.

— Да. Идем, — после чего позволил снова положить руку к себе на локоть, развернуться, уходя прочь.

— Как думаешь, почему люди так любят усложнять себе жизнь? — вопрос Высоцкий задал уже когда они с Илоной мчались по ночному городу в сторону его квартиры. Вокруг снова была исключительно его эстетика — кожаный, вкусно пахнущий, темный салон. Тихая, идеальная, без единого петуха, музыка. Элегантная, спокойная, выдержанная женщина. И только где-то на периферии сознания червяк раздражения, причиной которому — кудрявая любительница внимания и ее упрямая бабушка.

— Потому что дураки… — Илона ответила быстро и честно, пожимая плечами. Посмотрела мельком на Корнея, а потом снова на дорогу.

Она сложности не любила. В этом они с Корнеем совпадали максимально хорошо.