Шрифт:
Закладка:
— Теперь понятно отсутствие негативных эмоций, — кивнул принц. Я все еще надеялась, что он оставался моим женихом. Хотя… Кто его знает. — А откуда такая необычайная радость?
— Замуж хочу, — честно призналась я. — Давно. Еще в том мире хотела.
— Не берут? — в голосе принца-жениха я услышала насмешку.
Вот же зараза!
— Не берут.
«И правильно делают», — прочитала я в глазах принца.
— А почему у вас из стен замка гвозди торчат? — в отместку спросила я.
— Гвозди? — насмешка сменилась недоумением. — Вы, ронья, что-то путаете. В стенах моего замка нет гвоздей.
— А обо что я тогда ладонь до крови порезала? — тщательно скрывая торжество, задала я очередной вопрос.
Растерянность, изумление, недоверие, обреченность — эмоции сменялись на лице принца одна за другой. Не все они льстили моему самолюбию, но отомстить этому кошаку было просто необходимо.
— Покажите ладонь, ронья, — наконец-то попросил принц-жених.
Я протянула поврежденную руку. Пальцы принца, на вид тонкие, как у пианиста, оказались теплыми на ощупь, а движения — деликатными.
— Действительно, привязка к замку, причем полная, — стараясь держать себя в руках, произнес принц. — Вы, ронья, видимо, в своем мире были крайне невезучей женщиной.
— В том — да, — согласилась я. — В этом мне пока везет.
— Стать невестой, а потом и женой принца-изгоя — это не везение, ронья, — криво усмехнулся принц.
— Почему же, ваше высочество, во-первых, вы — принц, то есть мужчина, обладающий властью и приличными деньгами, судя по обстановке, — начала перечислять я. Назвать принца человеком у меня язык не повернулся. Пришлось ограничиться нейтральным «мужчина». — Во-вторых, у вас здесь тепло. Кормят сытно. Одеться тоже можно…
Я не договорила: принц смотрел не только с обреченностью, но и с жалостью. И, похоже, жалел он не меня. «Влип», — огромными буквами читалось в его глазах.
— Из какого вы сословия, ронья?
— А какие есть в вашем мире, ваше высочество?
Нет, ну правда. Скажу «буржуа» — в ответ могу получить взгляд, полный недоумения.
— В каждой империи по-разному. В этой — крестьяне, горожане, купцы, аристократы, — перечислил принц.
— Горожанка, ваше высочество.
— Обученная грамоте горожанка, — пробормотал, не скрываясь, принц. — Что ж, могло быть и хуже.
«Например, забитая крестьянка», — перевела для себя я.
— Сколько лет вам было на момент переноса? — продолжился меж тем допрос.
«Было?», — хмыкнула я про себя. Так спрашивает, будто с переносом происходит обнуление возраста. Душа-то прежняя осталась, с ее опытом, ошибками, желаниями.
— Тридцать семь, ваше высочество.
— В этом возрасте здесь обычно становятся бабушками и нянчат первого внука, — просветил меня принц. — Вашему нынешнему телу недавно исполнилось восемнадцать.
Счастье-то какое. Это что получается? Как только восемнадцать исполнилось, сразу замуж? И рожать? Тогда да, вполне можно в тридцать семь бабушкой стать. Если доживешь, конечно.
— А вам сколько лет, ваше высочество? — проявила я любопытство.
Принц кинул на меня странный взгляд:
— Сорок восемь, ронья. Для оборотней — самая молодость.
— Для оборотней? А мое тело…
— Вы человек, ронья.
И что-то мне подсказывало, что принц не был уж сильно счастлив жениться на человечке. Видимо, люди стояли намного ниже на местной социальной лестнице. Что ж, я, конечно, могла и посочувствовать несчастному принцу-оборотню, попавшему в западню местных политических установок. Но и только. Замуж за него я все равно собиралась выйти. Да и замок меня признал. Так что его высочество, в этом замке проживавший, теперь уж точно не отвертится от брачных оков. И свадьбу я хотела пышную. Даром, что ли, я на Земле столько лет в девках ходила.
— У вас многообещающая улыбка, ронья, — иронично заметил принц. — Мне пора начинать бояться?
— Слабую женщину, ваше высочество? — удивилась я.
— Судя по тому, как вы трещали некоторое время назад, в вашем арсенале есть различное, иногда убойное, оружие, ронья.
— Вы не любите шум? — догадалась я.
— Ненавижу, — кивнул принц. — Моя вторая сущность предпочитает тишину.
«И миску молока. И чтоб за ушком почесали», — так и вертелось у меня на языке. Но совсем уж самоубийцей я не была, а потому повинилась:
— Простите, ваше высочество. Обещаю шуметь как можно меньше.
Скептический взгляд принца дал понять, что веры моему обещанию нет.
— Замок принял вас, ронья, случилось то, чего я ждал и боялся, — загадочно проговорил принц, поднимаясь. — Через неделю состоится наша свадьба. Завтра вы встретитесь с портнихой и обговорите все наряды. Ни в чем себе не отказывайте. А пока, думаю, ваш лучше отдохнуть. Спокойной ночи, ронья.
— Спокойной ночи, ваше высочество, — я все же сдержала довольную улыбку, так и норовившую появиться на моих губах. Не стоило добивать побежденного. Следовало быть великодушней.
Дверь за теперь уже точно женихом закрылась. Я осталась в комнате одна.
Первым делом я слезла с кресла и проверила замок: он существовал и даже работал. Я закрылась изнутри. Мало ли что. Правда, кто его знает, поможет ли он в случае, если принц ночью захочет навестить невесту.
При мысли о такой возможности тело охватила дрожь. Предвкушение — самая сильная эмоция, которую я испытывала.
Всего неделя, сколько бы дней по местному календарю она ни длилась, и я выйду замуж! Наконец-то! Я стану замужней женщиной! Да что там! Я стану принцессой!
Довольно осклабившись, не хуже оборотня, думаю, я вернулась к книге. Увы, следующие пару страниц я так и не осилила. В мыслях я уже стояла у алтаря, рядом с принцем, наряженная в белоснежное подвенечное платье.
Эх, жаль, мама не дожила. Она свято была уверена, что я, с моим характером и острым языком, так и помру старой девой.
Кое-как раздевшись, я нырнула в вещи Анастасьи, достала длинную закрытую ночную рубашку немаркого темно-серого цвета, переоделась и нырнула в постель. Помечтать можно и под теплым покрывалом. Благо для мечтаний достаточно поводов.
Принц мне виделся неплохим мужчиной. Вежливый, обходительный, спокойный, в меру ироничный. Такой если не любить, то хоть уважать станет. Надеюсь. Конечно, я хотела, чтобы он меня полюбил. Конечно, я и сама надеялась полюбить его в ответ. Но в тридцать семь избавляешься от некоторого количества розовых очков на глазах. А потому мне достаточно было уважения. И сытой спокойной жизни. Хватит, наработалась. Всю жизнь копейки считала. Имею право пожить так, как сама того хочу.
