Нельзя было назвать её абсолютно несведущей в этом вопросе, но все же вчера на пикнике были затронуты темы, далёкие от её понимания. А ей хотелось бы выглядеть в глазах Лаэрта той самой, которая выглядела бы рядом с ним достойной во всех смыслах этого слова. Чтение было несколько утомительным даже для её бойкого и пытливого ума. Поневоле она ловила себя на мысли, что её образование в интересующем вопросе было довольно поверхностным: девушкам не полагалось быть разборчивой в политических нюансах партий, находящихся по разные стороны баррикад. Совсем скоро она поняла, что парой-тройкой вечеров дело не обойдётся и стоит изучить предмет довольно пристально хотя бы для того, чтобы не вымолвить какую-либо непростительную глупость.

По мере чтения она делала пометки на белых листах бумаги, иногда сверяясь со словарём, когда встречала незнакомое ей понятие или то, значение которого она понимала весьма смутно. К тому же пришлось встать на лестницу и тянуться за словарём ненавистной ей латыни. Увесистый томик оттягивал руки тяжестью и наводил еще большую тоску, потому, прикинув, что провела в библиотеке часа два, если не больше, Эмилия решила вернуть книги на место и немного передохнуть. Пришлось опять лезть на лестницу, чтобы поставить книги на надлежащее ей место. Отец не терпел беспорядка и трепетно относился к этим тиснённым золотом переплётам, требуя от неё подобного же уважения. И ей в голову бы не пришло бросить все вытащенные ей тома на столе.

— Чудесного дня, Эмилия.

От неожиданности она, стоявшая на лестнице и пытавшаяся поставить книгу на место, вздрогнула, выронив её, и с досадой посмотрела на вошедшего, проникшего в помещение так незаметно, что она не услышала ни шагов, ни звука открывающейся двери. Это был Максимилиан Ровере, затянутый во всё чёрное, словно ворон, с полированной тростью в руках, прихваченной им вероятно для того, чтобы не так сильно выделялась хромота.

— Вам не говорили, что подкрадываться незамеченным считается дурным тоном? — она так и осталась стоять на третьей ступеньке лестницы, взирая на мужчину сверху вниз.

— Я не всегда придерживаюсь правил, принятых в обществе.

— Я уже успела отметить эту особенность вашей личности.

— Как и вашей, — одними уголками губ улыбнулся мужчина, медленно подходящий к ней, — вы не стали спускаться к гостям, чтобы отдать должное законом гостеприимства, как то принято.

— Я неважно себя чувствую, — не моргнув глазом, соврала Эмилия, — и не хочу портить светскую беседу дурным настроением и самочувствием.

— Вероятно, мигрень? — невинно поинтересовался Максимилиан. Он подошел совсем близко и, нагнувшись, подобрал оброненную книгу, резко выпрямился, подавая её Эмилии.

— Мне кажется, немного неприличным обсуждать вопросы дурного самочувствия с человеком, не вхожим в круг близких знакомых, — Эмилия вернула книгу на положенное ей место и сейчас терпеливо ждала, пока мужчина соизволит отодвинуться в сторону, давая ей возможность спуститься. Но он всё так же неподвижно стоял, опершись о свою трость, пристально рассматривая лицо Эмилии, вгоняя её в краску.

— А мне кажется, что сейчас я нахожусь к вам ближе, чем кто-либо другой из ваших близких друзей, — намеренно сделав ударение на слове «близких» заявил Максимилиан.

— Вы придаёте слишком большое значение физической близости, — недовольно проронила она, осознав, насколько двусмысленно звучит её фраза только после того, как слова повисли в воздухе.

— Или вы недооцениваете её силу. Порой физическая близость способна связать крепче любых других уз, — он протянул ей руку ладонью вверх, предлагая опереться на неё, чтобы помочь ей спуститься. Эмилия всё же приняла предложенную помощь, поскольку стоять на лестнице было не так уж удобно. Сухая ладонь была немного шероховатой на ощупь и горячей, словно он был болен лихорадкой, или просто у неё руки замёрзли в прохладной свежести библиотеки, находившейся на теневой стороне дома?

— Похоже, впервые с момента, когда мы были представлены друг другу, выпала возможность поговорить вдали от любопытствующих ушей и завистливых глаз, — мужчина крепко удерживал руку девушки, не разжимая пальцев даже после того, как необходимость в поддержке уже отпала.

— Думаете, в этом есть острая необходимость? — немного потянула ладонь на себя, но вместо того, чтобы отпустить руку, мужчина отставил трость в сторону и накрыл тонкую кисть девушки второй рукой.

— Я еще не готов ответить на ваш вопрос, насколько остра эта необходимость, но в том, что она имеется я уверен.

— Вы всегда ведете себя подобным бестактным образом?

Максимилиан перевернул руку девушки ладонью вверх и принялся водить по мягкой ладони пальцем, постепенно поднимаясь выше к запястью, едва касаясь тонкой белой кожи, вызывая странный трепет от медленного скольжения подушечек пальцев. Эмилия невольно опустила глаза вниз, не в силах вынести пристальный тяжелый взгляд мужчины. Она даже не могла заставить себя подолгу смотреть на его лицо, а он не отказывал себе в этом удовольствии, рассматривая черты лица девушки.

— А вы всегда прикрываетесь благовидным предлогом, чтобы скрыть истинные намерения и настроение?

— Интересно, какие же? — иронично воздев бровь спросила она, взглянув всего на мгновение в глаза мужчине, который в это время беззастенчиво разглядывал её губы, словно прикасаясь к ним взором.

— Я могу привести не один пример. Как, например, на вчерашнем пикнике, где я впервые вас увидел. Любите прикидываться простушкой, делая вид, что не смыслите ни единого слова в разговорах о политике, в то время как в вашей очаровательной головке накапливается масса полезной информации. Или когда вы появляетесь в обществе своей приятельницы неказистой внешности, чтобы на её фоне выглядеть ещё более дивным цветком? Я могу продолжать, если захотите…

— Не слишком ли много выводов для второй мимолётной встречи? — отозвалась она, досадуя на его колкие и отчасти правдивые замечания. Или правды в его словах было гораздо больше, чем ей хотелось о том думать?

— За вами очень интересно наблюдать, Эмилия. Очаровательная непосредственность вкупе с дивной красотой и острым умом встречается не так уж часто, чтобы позволять себе упускать шанс…

— Вы забываетесь, — всё же нашла в себе силы придать своему лицу холодное выражение лица и выдернуть руку из его цепких проворных пальцев, добравшихся уже почти до самого локтя, — и не стоит пытаться меня скомпрометировать, находясь в непозволительной близости.

Она отошла на пару шагов назад, выжидающе глядя на мужчину, предполагая, что тот принесёт свои извинения. Возможно, так поступил бы практически каждый из её круга общения, но только не Максимилиан.

— Вы так боитесь быть скомпрометированной, поскольку считаете меня недостойным претендентом для подобного или просто потому, что лелеете желание добиться взаимности Лаэрта Солсбури?

Она застыла, как громом поражённая. Неужели её