одно целое. Оставив послевкусие пьяного морока. Иван трясёт головой. Смотрит на свои руки, трогает пальцами припухшие губы. Свою одежду, сбившуюся комком в ногах, замечает не сразу. Улыбается.

Точно, было.

Дино. Улыбается ещё шире. Вспоминает вкус вишни на губах. Языком нащупывает песчинку, застрявшую в зубах. Точно, было.

— Дино, — зовёт вполголоса и высовывает голову из травяной норы.

Вечерняя река встречает тишиной. Солнце уходит к закату. Дино, скорее всего, проснулся раньше. Не захотел будить его? Или, вдруг, ему стало неловко? После случившегося. Иван кусает губы, одеваясь быстро и торопливо. Тревога царапает изнутри. Да, наверняка, так и было. Дино — он ведь такой… Ему стало стыдно. Ивану и самому не по себе от случившегося. Теперь он понимает, что всё к этому шло. Что этого просто не могло не произойти. Им просто надо объясниться. Сказать друг другу, то самое, важное.

Иван хмурится. Надо ли рассказать родителям? Признаться, что он… Или нет, всего один год. Он закончит школу. И уедет к Дино. Главное, не это. Главное, увидеть Дино. Рассказать ему о своих… рассказать, что это не было минутным затмением.

Или было?

Иван останавливается на перекрёстке. Одна дорога ведёт к дому Ильиных. И там свет в окне. Слышатся громкие голоса. Другая поворачивает к его дому. Сквозь занавеску виден силуэт отца. Смотрит на свои босые ноги. Нащупывает языком ещё одну песчинку между зубов. Сплёвывает. Только что он хотел повернуть к дому Дино, вызвать его на разговор. И всё прояснить. Теперь, вдруг, он засомневался. А время ли сейчас? Может, им двоим надо обдумать случившееся. Пережить с этим осознанием ночь. А утром всегда всё становится понятнее. Утром они поговорят. Разберутся, как им быть дальше.

Иван поворачивает к своему дому. Чувствует внезапное облегчение. Встречаться сейчас с Дино совсем непросто. То ощущение, когда совершил запретное. И стыдно смотреть в чьи-то глаза.

Завтра. Он поймет, что чувствует на самом деле. Это будет завтра.

Он как раз успевает помочь отцу по хозяйству. Семья собирается за вечерним столом уже к ночи. В небе тускло мерцает щербатый месяц. Вялые разговоры уставших родителей не отвлекают от собственных мыслей.

— Что-то у Ильиных сегодня крик стоял, — сообщает мать, подкладывая отцу добавку.

В ответ на вопросительный взгляд добавляет:

— Кто их знает, малохольных.

Упоминание о соседях проходит мимо ушей. Иван вдруг вспоминает, почти уснув, брошенную мимоходом фразу матери. Подкидывается на постели от внезапной тревоги. И разочарованно падает обратно: «Куда посреди ночи?»

Беспокойно ворочается и только к утру забывается мутным беспокойным сном. Снятся обрывки жаркого прошедшего дня. Запах прелой травы забивает дыхание. Руками жадно по чужому телу. Солнце и дождь сразу, цветными огнями.

«Я люблю тебя», — шёпот в приоткрытый рот. Горячим вздохом в ответ: «Я тоже. Тоже люблю». Где-то далеко гремит гром…

— Ванька, вставай, скоро ночь уже, — мать грохочет тарелками в тазу.

Иван открывает глаза, потягивается. Смотрит на часы. Половина первого.

— Мама, — укоризненно кричит в сторону кухни. — Ну что ты меня раньше не разбудила?

— Да разве тебя добудишься? Весь день бегаешь, как оглашенный, потом спишь без задних ног. Самой пришлось скотину кормить и в стадо выгонять. Отец с утра на покос. Самая страда. Хотел тебя взять, да я отбила. Пусть, говорю, пацан выспится хоть иногда.

Иван улыбается. Мать часто жалеет его. Младшенький. Хоть и ростом уже с отца. И по силе ещё немного и тоже сможет телка поднять. Двухмесячного, а то и трёх.

Наскоро одевается, хватает со стола пирог. Мать машет на него мокрой тряпкой.

— Сядь, поешь нормально, окаянный.

Иван только отмахивается. Он был прав. За ночь всё прояснилось. И теперь только одно желание. Увидеть Дино. Заглянуть в его глаза. И поверить, наконец, что, нет, не привидилось. Не солнечным ударом обрушилось на затылок. Не отправило в беспамятство солнечным зноем. Было на самом деле…

И вишня на губах. И кольца золотых волос между пальцев. И пряный запах вспотевшей кожи за ухом. И песчинки на зубах. Всё было.

Главное, увидеть Дино. Только бы тот сам не придумал того, чего не было. Не подумал, что Иван просто восполь… нет, даже думать не хочется.

Дом Ильиных совсем рядом, сразу за поворотом. Иван выскакивает за ворота своего дома, видит выходящих на перекрёсток Кольку с Мишкой. Приветственно взмахивает рукой. Сегодня он любит весь мир. Но мир в ответ замирает. Пацаны переглядываются и внезапно разом ныряют в траву между заборами. Видны только их спины. Мгновение, и они уже перебегают на другую улицу. Исчезают так быстро, что Иван не успевает понять, что это было. Он не удивляется. Такая традиция. Сформированная годами. Он ограничивает общение с деревенскими мальчишками, когда приезжает Дино. Так много места занимает в его жизни Дино, что остальным места в ней просто не остаётся. Деревенские привыкли. И сами отходят в сторону. Обычная история.

Иван пожимает плечами. Он уже рядом. Свистит под окнами, вызывая Дино. Для верности кидает в стекло мелкие камушки.

Створки окна распахиваются:

— Чего надо? — отрывисто и зло спрашивает тётка Люда.

— А Дино… — начинает говорить Иван, но его прерывают…

— Уехали, — тётка Люда сжимает губы в тонкую полосу. — И нечего тут шляться. Свистит ещё. Разбойник.

— Как уехали? — растерянно говорит Иван.

— А так, — отрезает соседка и кричит вглубь дома. — Валерка, а ну выйди. Разберись. Шастают тут, все абрикосы нам оборвали.

Иван не дожидается дальнейшего развития разговора. Он словно в тумане пятится назад:

«Уехали. Уехал».

И образ Дино вдруг становится далёким-далёким. И отголоском его слова:

«Я больше сюда не приеду».

…

Чем пахнет предательство? Горькой полынью, перепревшей под тяжестью скошенной травы. А на вкус — песок на зубах. Не избавиться. Во рту сухо. Горло царапает несказанным. Запах озона после сильного ливня. В голове туман — перебродившие ягоды в алюминиевом бидоне.

На самом деле у предательства нет запаха. Нет вкуса. Только пустота. Колючий комок проволоки в горле.

Предательство точно, не целясь, отстреливает людей из твоей жизни.

Ты мучительно, каждую ночь, прокручиваешь в мыслях весь путь. Переставляешь фигуры местами. Меняешь декорации. Исход всегда один. Ты так или иначе оказываешься в одной и той же точке. Точке безысходности. Ты не знаешь, где повернул не туда. Сколько бы ты не откручивал назад время, ничего не меняется.

Есть ты…

Есть он…

А вы… были где-то и когда-то…

И больше не будете нигде и никогда.

Потому что вы никогда не встречались. Между вами никогда ничего не было. Это все привиделось тебе в горячечном бреду июльского сумасшедшего