за истерика? Чекистов и милицию — людей служивых запугивать бессмысленно, пустой номер. Видимо, эта маниакальная «достоевщина» — ради устрашения внештатных сотрудников органов, добровольных помощников, людей местных, обжившихся здесь, даже семейных. Лишиться не только собственной жизни, но и семейного крова, это, как говорят одесситы, — две большие разницы. — Воронов обвел присутствующих глазами, убедившись, что задел коллег за живое. — Вероятно «работал» не один человек, а скорее орудовали парой, или даже было две группы. Одни убивали, другие поджигали. По сути, дело не шуточное. Хотя бы один стоит на атасе, страхует, коли не так пойдет. А ведь еще предстоит заготовить и принести горючее вещество, проникнуть ночью в дом, наконец, отследить пути-дороги самого Машкова в тот вечер, — повременив, продолжил. — Непросто такую акцию провернуть на одном голом энтузиазме, тут необходим точный расчет и согласованные действия. Естественно, готовились основательно… По горючему понятно — наверняка использовали керосин, проще достать. Бензин, как топливо для военных нужд, на строгом учете. Керосин для примусов, керосинок и ламп трехлинеек пока что продают в лавках.

Сотрудники органов завозились, раздались противоречивые реплики, типа: «Без керосина швах настанет…» или «Закрыть эти лавки к чертовой матери…», потом разумный голос возвестил: «Надо по талонам выдавать, для учета…»

Сергей прекратил начавшийся базар взмахом руки:

— Так с кем предстоит работать… как наметить, обрисовать круг подозреваемых лиц… Можно с уверенностью предположить, что местные урки, даже за жирный куш, вряд ли захотят тупо засветиться, мокруха так не делается. Если уголовникам приспичило кого убить, то грохнут или под шумок, или по-тихому, без огласки. И еще одно замечание. Если Семена убили за сотрудничество с органами, то заказчик убийства не решится связываться с уголовным элементом, по причине хронической ненадежности бандюков. Коли негодяй не одной с ними масти (а это определенно так, тут к бабушке не ходи), те сразу же сдадут, не раздумывая, — собственная шкура дороже. И еще серьезный фактор — нужна гарантия, что не будет осечки. Дураку ясно — чекисты не спустят на тормозах убийство сотрудника органов или внештатника, подключат к расследованию грамотные кадры. Выходит убийцам требуется профессиональный, не дилетантский подход. Так и случилось… Судя по подчерку, по эпатажу, по афишированию злодейства, — похоже на слаженную диверсионную группу.

Слушатели встрепенулись, заволновались…

— Итак, если диверсанты оказались в Кречетовке, то вычислить, скажем, проблемно… Очевидно, субчики заявились с проходящих мимо составов, которых немеряно на станции, причем идут с трех направлений. У «органов» же нет лишнего времени тотально прошерстить Кречетовку и окрестные селения в местах, где те могли бы затаиться. Да и не исключено, что выполнив задание, лазутчики сделали ноги, сев на проходящий состав.

Народ в кабинете затих, приуныл…

— Но остается тот, кто вытребовал убийц на дело, затем встретил, дал наводку, возможно даже сопроводил и объяснил на месте подробно что делать. Так кто это?!

Кречетовка станция узловая, высшей категории, кадры тут тасуются «дай Бог дороги». Этот «кто» может быть вражеским агентом, внедренным лет десять назад или даже раньше, но не исключаем и новоприбывшего спеца. Поэтому возникает неотложная задача кадровикам, паспортистам — прочесать по волоску иногородних уроженцев из числа служащих и итээр. Крайне сомнительно, что немецкий шпион будет рядиться в маску обыкновенного работяги, хотя, не угадаешь… А милиция пусть как следует потрясет окрестную шпану, урки досконально вынюхивают незнакомцев, в особенности приезжих. Ну, не мог же вражина бесследно раствориться, хоть на мизер обязан проявить себя. По опыту знаю, — обыкновенно пришлые люди вызывают болезненный интерес со стороны местных жителей, особливо у дотошных кумушек-товарок… Вот и ищите по горячим следам…

Изложив соображения на одном неистовом порыве, Воронов перевел дух.

Сотрудники органов и милиции, подобрались понятливые, уточнив отдельные моменты предстоящей работы, парни по одному покинули кабинет начальника городского отдела.

Воронов попросил остаться начальника оперативного пункта ТО младшего лейтенанта Андрея Свиридова — прямого подчиненного по линии транспортного управления. Свиридов молодой белобрысый парень лет двадцати пяти, спортивного телосложения, прошел срочную на границе в Средней Азии, перед войной окончил горьковскую межкраевую школу НКВД. Андрей побывал в переделках с незамиренными басмачами, по направлению работал оперативником в Саратове, потом пошел на повышение. Младший лейтенант понравился Воронову открытым и бесхитростным лицом, сразу видно, что парень добросовестный и честный, не зануда, с таким работать одно удовольствие.

Сергей поручил обустроить для себя рабочее место в оперативном пункте — непосредственно на станции. Попутно дал задания по организации совместной работы и ряд поручений для узловой военной комендатуры. Понимая, что главная тяжесть розыска и поимка диверсантов ляжет на сотрудников транспортного отдела, Воронов велел Свиридову поставить отряд бойцов, по сути, под ружье. Проверить автомашину, оружие, выдать боекомплект, накормить про запас до вечера. Одно радовало, сотрудники оперативного пункта в большинстве оказались людьми обстрелянными, иные даже фронтовики.

Потом Сергей с Селезнем спустились в подвал камер предварительного заключения.

Первым в следственный бокс привели лысоватого парня лет тридцати с опухшей, кровящей губой. Не лыком шитый Селезень сразу же оправдался:

— Сам, скот, с порожек навернулся. Никто мудака не трогал.

Задержанным оказался кладовщик из отделенческого НОДХ (службы материально-технического снабжения). Погорел на том, что перепродал трем залетным фраерам полушерстяные (ПШ) мундиры железнодорожного комсостава. Те покупатели, как потом выяснилось, оказалось дезертирами, а один, так и вовсе диверсант Абвера (из наших военнопленных). Кладовщика раскрутили по полной, заодно тогда погорел начальник НОДХ и складские прихвостни, правда, уже по линии хищения социалистической собственности. Парня оставили подсадной уткой, а вот на связь с ним определили Машкова.

Лысый кладовщик клялся и божился, что никому не говорил об орсовском Егорыче, но веры воришке уже не было, а возиться с ним было недосуг. Отправили в домзак, велев содержать в общей камере.

Второй оказался несравненно смышленей, да и старше по возрасту, из тех, что добровольно готовы подписать сочиненную на себя ересь, чтобы вконец запутать следствие. Работал в ВЧД (вагонное депо) мастером столярного цеха, само собой воровал шалевку из вагонов-ледников на обшивку частных домов, но это семечки. Взяли афериста за то, что в зимой сорок первого у него гостил (и пил) две недели латыш из Риги, якобы отдыхали вместе в Алуште в санатории. На поверку такого прибалта не оказалось в паспортных столах. А мастер признался, что тот приятель привозил по дешевке рижский денатурат в обмен на вагонную краску. Дальше-больше прояснилось, что латыш оказался фольксдойче. Но дело само собой заглохло, а вагонник дал подписку о сотрудничестве. На связи оказался опять же Машков. Об хитрожопого мастера мараться не стали, и спровадили вслед за лысым «побратимом». Время дорого,