Надобно еще похвалить благородного короля нашего Филиппа Августа, каковой король, отвергнув вторую жену свою Ингеборгу, сестру датского короля Кнута, под тем предлогом, что она состоит с ним в родстве третьей степени чрез первую его супругу Изабеллу (а на самом деле подозревая ее в изменах), тем не менее подчинился церковным канонам и вновь призвал ее, хотя и женился к тому времени на другой: просто-запросто посадил в седло у себя за спиною да и привез обратно во дворец, не дожидаясь постановления Суассонской ассамблеи, нарочно для того созванной, но слишком долго и нерешительно разбиравшей дело.

Нынче знатные сеньоры так милостиво уже не поступают: самое мягкое наказание, какое они избирают для своих жен, – это пожизненное заточение на хлебе и воде либо смерть от яда или кинжала, от их собственной руки или по приговору суда. Не пойму я этого: коли уж пришла охота отделаться от старой жены и завести новую, как оно часто бывает, отчего не дать ей развод тихо-мирно, не причиняя никому зла и неудовольствия, притом еще, что не пристало мужчине рвать узы, коими Господь соединил его с законною супругой. Видели же мы, однако, тому примеры и в недавних временах, – взять хоть королей наших Карла VIII и Людовика XII.

По этому поводу довелось мне услышать рассуждения одного нашего великого богослова о покойном короле испанском Филиппе, который, в нарушение всех канонов, женился на племяннице своей, матери нынешнего короля; вот что он говорил: «Нам следует признать папу римского наместником Бога на земле, всемогущим или же нет; в первом случае (чего мы, католики, и должны придерживаться) нам следует подчиниться его абсолютной и бесконечной власти, которой он может вершить и разрывать браки по своему усмотрению; ну а ежели люди откажут ему в таковой власти, то я умываю руки, оставляя сие заблуждение тем, кого добрыми католиками отнюдь не назову. По моему суждению, один лишь наш Святой Отец может быть судьею супругам в их семейных раздорах, какие случаются меж мужем и женою в неудачном браке».

Разумеется, жены вполне достойны осуждения, когда позорят эдаким образом мужей своих, нарушая законы брака, заповеданные Господом; однако же, с другой стороны, Господь решительно запретил убийство, по каким бы причинам сие гнусное деяние ни свершалось; на моей памяти почти все кровожадные и безжалостные убийцы, даже и грешных жен своих, заплатили за это и плохо кончили, ибо женщины, пусть и виновные в распутстве, все-таки достойны милосердия Божьего, примером чему та же Магдалина.

И наконец, следует признать, что эти несчастные женщины по причине их красоты куда ближе к Богу, нежели мы, мужчины, ибо все прекрасное угодно Ему, тогда как безобразие – добыча дьявола.

Великий Альфонс, король Неаполитанский, говорил, что красота – истинный признак добронравия и мягкосердечия; так прекрасные цветы обещают вкусные и аппетитные плоды; я и сам многажды в жизни видел немало красавиц, которые притом отличались добротою; даром что эти дамы не чурались любовных забав, они никому не причиняли зла, а всего лишь мечтали о плотских удовольствиях и прилагали все силы к тому, чтобы удовлетворить свое хотение.

Правда, что встречались мне и другие – злые и коварные, жестокие и пронырливые; эти думали не об одной только любви, а и том, как бы кому навредить.

Так можно ли усомниться в том, что женщины, отданные на волю и прихоть недобрых своих мужей, стократ заслуживающих Божьей кары, одним этим довольно уже наказаны?! Ибо угрюмый, вспыльчивый нрав таких господ трудно даже описать.

Расскажу теперь об одном сеньоре из Далмации, который, убив любовника своей жены, принудил ее в течение нескольких ночей спать рядом с его окровавленным, зловонным мертвым телом; несчастная едва не задохнулась от запаха разложения.

На ту же тему в «Ста новеллах» королевы Наваррской есть претрогательная грустная история об одной прекрасной даме из Германии, которую муж заставил пить из черепа убитого им любовника: сеньор Бернаж, бывший тогда послом Карла VIII в этой стране, стал свидетелем сего ужаснейшего зрелища, о чем и поведал в своем донесении.

В первый раз, как попал я в Италию и проезжал через Венецию, мне рассказали историю, будто бы истинную, о некоем албанском ходже, который, застигнув жену за изменою, убил ее любовника И, разъяренный сознанием, что ему самому не удалось удовлетворить жену (а был он весьма пылок, хорошо знал толк в Венериных делах и за одну ночь мог предпринять десять – двенадцать любовных атак), придумал следующее наказание для жены: разыскал дюжину бравых молодцов, горячих и неутомимых в постели, да и нанял их за деньги, повелев собраться у ней в спальне (а она была очень красива) и выполнить как можно усерднее свой мужской долг; тем же, кто отличится особо, посулил даже двойную плату; что ж, они постарались на славу, замучив даму до смерти, к великой мужниной радости; сей лихоимец еще и поизмывался над умирающей, сказавши со злобным смехом, что дал ей насладиться допьяна жгучим напитком любви; то же самое некогда Семирамида говорила Киру, коего голову приказала погрузить в чашу, наполненную кровью. Бывает ли смерть ужаснее этой?!

Та несчастная дама не умерла бы, будь она столь же крепкого сложения, как одна солдатская девка при лагере Цезаря в Галлии, которая в один прием пропустила чрез себя целых два легиона, после чего встала и пошла как ни в чем не бывало.

Рассказывали мне об одной красивой девице из некоего французского города, который во времена гражданских войн был взят приступом; девицу изнасиловали солдаты, но она выжила, а после того отправилась в церковь, дабы исповедаться и узнать у кюре, сильно ли она согрешила; тот отвечал, что поскольку она была взята силою и против воли, испытывая омерзение, то никакого греха тут нет. На что девица воскликнула: «Ну и слава богу, хоть однажды в жизни нагулялась всласть, да притом не согрешив против себя и Господа!»

У одной весьма благородной дамы во время Варфоломеевской ночи убили мужа, а ее самое подвергли насилию; после этого она стала выпытывать у знающего и ученого священника, сильно ли она оскорбила Господа и память погибшего своего супруга. Тот разъяснил ей, что коли она при этом насилии получила удовольствие, то, значит, несомненно согрешила, а ежели испытала отвращение, то все равно согрешила. Вот так прекрасная сентенция!

Я коротко знал одну даму, которая возражала против подобного мнения, говоря, что получает наслаждение именно тогда, когда ее принуждают к объятиям и почти насилуют, ибо чем упорнее женщина