* * *

Больше всего Гермиону ударил не факт обнажения и порки, она посчитала, что это ее родители и они имеют право. Девочку буквально убило недоверие. Ей не поверили, ее практически высмеяли и наказали ни за что. То есть не было никакого повода прямо сейчас ее так сильно побить, что Гермиона теперь лежала в своей кровати на животе и плакала. Пижамные штаны девочка надеть не смогла — было очень неприятно от прикосновения ткани, и от этого на нее накатывал волнами страх. Она боялась повторения «массажа», ведь ее выброс прервал наказание…

«А вдруг папа знает, что это из-за меня умрет мама?» — подумала Гермиона. — «Тогда, получается, все правильно, и я заслужила. И добавку, наверное, тоже?»

Она лежала, думая о том, что боль — это искупление, ведь она действительно стерла память родителям, и то, что этого еще не произошло — совершенно не важно. Ее обморок испугал родителей, но не ее… Гермиона думала о том, что сильно виновата, а от боли это чувство вины притупилось, что заставило девочку думать о том, что боль — это правильно.

Наутро девочка смогла принять душ и одеться, хотя было неприятно и даже больно, но Гермиона понимала, что так надо, ведь она заслужила. Сидя за завтраком, девочка поняла, что боится папочку и немножко мамочку, но этот страх показывать нельзя. Ощущая себя очень виноватой, Гермиона не решалась поднять глаза на родителей, кушала молча, быстро и без напоминания помыла посуду, удивив родителей.

— Доченька, пойдем в магазин? — поинтересовалась миссис Грейнджер. — Присмотрим тебе новые вещи, ведь ты растешь.

— Да, мамочка, — тихо ответила девочка, психика которой с нагрузкой справлялась с трудом. Чувство вины, принесенное из прошлой жизни, смешалось с таким же чувством в этой, ведь Гермиона знала, что на нее никогда не поднимали руку, значит это она заставила папу переступить через себя и побить ее. Значит, папе теперь плохо из-за нее. Почему-то весь опыт, все знания женщины, прошедшей через войну и еще более трудное мирное время, будто бы… Исчезли, растворились во всепоглощающем чувстве вины.

Гермиона чувствовала себя кругом виноватой, боялась поднять глаза… Девочка боялась увидеть в глазах мамы брезгливость, а в глазах папы — ненависть, то, что она увидела в той, другой жизни. Гермиона боялась новой порки и хотела ее, чтобы искупить своей болью ту, которую она принесла, по ее мнению, родным людям. Самым близким людям, которых она теперь боится.

Встреча с Джинни, Роном, Гарри и еще одной девочкой что-то перевернула в Гермионе, понявшей, как ей одиноко и страшно. То, как Джинни защитила ее, как доказала, что Гермиона говорит правду, наполнило сердце горячей благодарностью ко всем встреченным сегодня. А потом дома папа и мама извинились перед девочкой:

— Прости нас, Миона, за то, что не поверили тебе, — мягко сказала мама, обнимая ее. И девочке так сильно захотелось, чтобы они действительно ее пожалели и полюбили, но перед глазами снова встала Австралия, и Гермиона потеряла сознание.

Очнулась она в машине, папа вез девочку в больницу, потому что обмороки — это не к добру, а Гермиона вообразила, что ее везут в приют, чтобы избавиться и заплакала. Она плакала все время, пока ехали, пока ее осматривал доктор, пока пытались успокоить, всполошив абсолютно всех, и тогда девочку посмотрел психиатр — друг мистер Грейнджера.

— Твоей дочери приснилось, что ее мама умерла от инсульта и это случилось по вине девочки. Она поверила в свой сон. А вот ты, не поверив ей и наказав, в ее понимании, без повода, да еще и впервые, укрепил свою дочь в принятии этого наказания как искупления за свою воображаемую вину, тем самым подтвердив ее, — объяснил психиатр. — Понимаешь?

— Понимаю, — кивнул мистер Грейнджер. — И что теперь?

— Теперь… — психиатр задумался. — Дашь ей эти медикаменты, я выпишу. И завтра же проваливайте в отпуск — море, горы, все равно. Главное, покажите ей, что ее любят. Разговаривать ласково, ни в коем случае не ругать и не наказывать, это понятно?

— Понял, — кивнул мистер Грейнджер. — Спасибо тебе!

— И еще… — коллега помолчал. — Может требовать наказаний, приходить за ними, так вот придумывай, что хочешь, но, чтобы боли не было. Объясняй, почему ее нельзя за конкретный проступок наказывать, учти, у нее психика на грани.

— Да, натворил я делов, — Марк Грейнджер опустил голову, понимая, что чуть не свел ребенка с ума. — Спасибо, дружище!

На следующий день самолет унес семью во Францию, чтобы дать возможность ребенку отдохнуть и чтобы показать любимой доченьке, что ее любят. А любимая доченька в это время просто боялась. Сначала боли, потом ненависти, потом… Потом она боялась поверить и лишь к концу каникул Гермиона как-то приняла тот факт, что ее любят и ни в чем не винят. Ну а сова вернулась обратно к Джинни, заставив девочку удивиться, но нервничать она не стала, по книгам на каникулах с мисс Грейнджер было все нормально.

* * *

Вернувшись домой, офицеры озаботились обедом для себя любимых, благо продукты они тоже купили, а Стас готовил божественно и это знали все. Увидев у себя на кухне Гарри Поттера в странном костюме с закатанными рукавами и переднике, Молли Уизли впала в состояние ступора, из которого не могла выйти вплоть до окончания приготовления пищи под названием «назовем это борщом», как сообщил Стас окружающим. Ложка в нем стояла, в нем и половник стоял, поэтому перемешивать было трудно и нужна была помощь Витьки.

— Видел бы тебя сейчас Снейп, — хихикнула Ленка. Снейпа память мальчика сохранила только в виде упыря, желающего горя, поэтому Стас шутки не понял, зато поняли все остальные.

— Кушать подано, — сообщил мальчик, разливая получившееся по тарелкам. — Идите жрать, пожалуйста,[4] — закончил он под общий смех.

Луна попыталась отказаться, но с Витей такой фокус не проходил еще ни у кого. После угрозы кормить ее с ложечки, на что девочка неожиданно согласилась, вызвав быстрое переглядывание между Витей и Леной, девочка начала кушать. Молли Уизли была в полном… шоке, увидев, как ее младший сын кормит густым супом дочку Лавгуда. Влетевшие на запах в кухню близнецы узрели кулак своего младшего брата и судьбу испытывать не стали, поэтому кушали тихо, даже не пытаясь комментировать то, как их брат ухаживает за девочкой. А Луна себя вдруг почувствовала маленькой-маленькой, и даже Молли вдруг поняла. Миссис Уизли поняла, что видит, и просто поразилась тому, сколько в ее сыне, оказывается, кроется… А ведь девочке просто не хватает тепла.

— Так, близнецы моют посуду, — сообщил Стас, когда все поели.

— А почему мы? — возмутились Фред и Джордж.

— По ай-кью, — непонятно для них объяснил товарищ капитан. — Те, кто в голову только ест, потом моют посуду. А не то будет больно и грустно. Вопросы есть? Вопросов нет.

— Да, действительно, — отмерла Молли, ее все больше поражали дети, которые вели себя, как взрослые, поэтому миссис Уизли просто решила не мешать. То же самое ей посоветовала и Мюриэль, обещав заскочить как-нибудь.

Пятнистая часть детей отправилась в гараж, где Артур хранил свои игрушки, близнецы решили покориться, а Молли сидела и думала о том, что чего-то она в жизни упустила. Дети вели себя гораздо ответственней, чем, например, Артур, и они точно знали, чего хотят. А те, о которых сейчас думала матриарх семейства Уизли, мастерили себе оружие.

— Вот тут поверни и вот так зажми, — посоветовал Стас, глядя на мучения Виктора. — Вяз, не тормози.

— Что? А! — понял Виктор. — Извини, Змей, задумался. Зая, а ты подумай о рейлгане все-таки. Заклинание какое стоило бы приспособить…

— Это скорее маму спросить нужно, — подумав, сообщила Лена. — Трубка есть, шарики есть, надо что-то, что придаст им большое ускорение.

— Есть заклинание «Экспульсо», — произнесла Луна. — Только я его не знаю.

— Если есть, то найдем, — улыбнулся Витя, обняв девочку, отчего та замерла, закрыв глаза.

— Совсем малышка, — вздохнула Ленка. — Не отпускай ее, Вяз…

Часть 7

У Дурслей Стас проводил ночи,