вышла статья, в которой указывалось на то, что все земли принадлежат Великой Маньчжурской империи. Взамен изъятых у церквей территорий подразумевалась компенсация. О каких конфессиях шла речь в тексте, сведений не было80. Также нет сведений о реальном изъятии земель у христианских меньшинств российской диаспоры или конфликтах на этой почве.

Государство приступило к первым шагам по национальному регулированию, в особенности к контролю за многочисленной российской эмиграцией. Для этого 28 декабря 1934 года был создан специальный административный орган – Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (БРЭМ). В его ведении оказалось около 110 тысяч русских, а около 60 тысяч из них были эмигрантами81. В 1935 году Маньчжоу-Диго покинуло около 25 тысяч советских граждан, но, несмотря на это, советская колония все еще оставалась там значительной. Многие граждане СССР решают покинуть Маньчжурию или перейти в эмигрантское состояние82.

Законы и распоряжения доходили до российской диаспоры через значительное время после выхода: они переводились на русский язык и издавались отдельными сборниками. Инициатором издания переводов законодательства были властные структуры Маньчжоу-Диго. Сами переводы выполнялись и издавались БРЭМ.

В декабре 1936 года в Мукдене было организовано Объединенное общество христиан, проживающих в Маньчжурской империи, куда вошли православные, католические и протестантские общины. Объединение осуществляло функции связующего звена между христианскими церквями83. В целом жизнь христианских меньшинств это общество не изменило.

Правительство марионеточной империи подвергало резкой критике политику Гоминьдана, направленную на борьбу с иностранным засильем84. Но и Маньчжоу-Диго постепенно начинало менять свою политику по отношению к различным категориям иностранных граждан, проживавших на ее территории. Лозунг первых лет правления «Предоставить всем религиозную свободу»85 оставался лишь в печати, реально же в религиозном законодательстве страны проявлялось главенство синтоизма – автохтонной религии Японии. Территорию подстраивали под Японскую империю, для чего в большом количестве в Маньчжурию переселяли японцев. Для обслуживания их духовных нужд строили синтоистские храмы.

Синтоизм начинает упоминаться в законах Маньчжурской империи. Высочайшим Указом № 1 от 4 января 1937 года была добавлена дополнительная статья Уголовного кодекса империи:

Статья 179. Виновный в публичном оказании неуважения к синтоистским храмам жертвенникам, кумирням, буддистским, даосским храмам и другим молитвенным местам наказывается каторжным тюремным заключением или тюремными заключениями на срок до пяти лет или денежным штрафом до пятисот юань.

Предыдущая часть статьи также относится к виновному в препятствовании религиозным церемониям, похоронам, проповедям и молениям86.

Впоследствии официальной идеологией марионеточного государства становится принцип Хакко итиу – японский геополитические лозунг, который переводится как «Восемь углов под одной крышей». Под Хакко итиу подразумевалось объединение Азии под управлением Японии87. Создание Великой Маньчжурской империи приписывалось божественному промыслу синтоистской богини Аматерасу88. В стране праздновались день основания Маньчжоу-Диго (1 марта) и день Аматерасу (15 июля)89.

В русской диаспоре большое влияние приобрели Российский фашистский союз90 (далее РФС, или Всероссийская фашистская партия – ВФП) и БРЭМ, непосредственно связанные с японской администрацией и поддерживаемые ею. Организации выступали за сохранение первенства православной церкви в среде русской эмиграции. Глава русских фашистов в Харбине К. В. Родзаевский был вице-председателем Православной комиссии по борьбе с безбожием91. Официально эта позиция выразилась в «Обращении Главного Бюро по делам Российских эмигрантов в Маньчжурской Империи к Российской эмиграции», где, несмотря на утверждения о «широкой веротерпимости» и «уважении других вероисповеданий», русскую диаспору призывали к сохранению православной веры92. Подчеркивалась обязательность уважительного отношения эмигрантов к Маньчжоу-Диго93.

Тем временем со стороны РФС началась критика протестантских конфессий: газета партии «Наш путь» публиковала статьи с обвинениями пасторов в ненадлежащем поведении и даже шпионаже. В личных делах служителей церкви, сформированных БРЭМ, было собрано большое количество донесений на имя начальника Штаба Модягоуского района РФС от члена партии Николая Григорьевича Половодова. Именно он вел наблюдение за протестантскими священниками, был лично знаком со многими из них и являлся агентом РФС. Для получения информации о жизни церквей Половодов стал членом двух протестантских общин (пятидесятников и методистов) в Харбине и постоянно посещал службы других христианских конфессий94. Со стороны японцев слежку за христианскими общинами вел японец Какаэс, одновременно отправлявший доносы в БРЭМ и в Японскую военную миссию (ЯВМ) на имя сотрудника миссии Ямадзи.

Именно протестантские миссионеры, граждане различных стран, вызывали наибольшие опасения у японских властей. Следующим шагом по выстраиванию контроля над религией явилось ограничение деятельности всех проповедников, церкви которых не были официально зарегистрированы в Маньчжоу-Диго. В мае 1939 года вышло «Временное положение для храмов и миссионеров» (Постановление Министерства занятости № 93). Оно требовало получить обязательный сертификат для ведения религиозной деятельности. Сертификат выдавали после заявления пастора церкви в Министерство по гражданским делам страны и только миссионерам, закрепленным за определенной церковью, полностью отвечавшей за действия своих представителей95.

Логичным следствием ограничений стал отъезд множества проповедников за границу. В большом количестве Маньчжурию покидали и русские эмигранты. Молодежь уезжала в Шанхай, чтобы избежать призыва в специально формируемые японцами военные отряды из эмигрантов. Через Шанхай эмигранты уезжали в Америку, Канаду, Австралию, Европу. Вследствие ухудшавшихся отношений Японии и Великобритании многие английские подданные оказались под надзором японских служб, за миссионерами велась слежка, их действия жестко контролировались.

Исключение составляла католическая церковь, действовавшая при Маньчжоу-Диго достаточно свободно. Ватикан стал одним из первых европейских государств, признавших Маньчжурскую империю, и препятствий церкви японские власти не чинили. Все это говорит о прямой зависимости жизни христианских меньшинств от политической ситуации.

В 1940 году Министерство народного просвещения (благополучия) разработало трехлетний план по изучению деятельности христианских церквей96. Введение плана в жизнь было продиктовано необходимостью создать законы, оговаривающие аспекты религиозной деятельности христианских общин, а возможно и формальным разрешением на контроль за церквями со стороны японских властей.

В том же году произошло событие, открыто показавшее влияние Японии на Маньчжоу-Диго. Визит императора Пу И в Страну восходящего солнца широко освещался в прессе, а особое внимание в этих заметках было уделено синтоистскому ритуалу. Во время поездки Пу И посещал синтоистские святыни, молился в храмах и поклонялся Аматерасу. С этого момента синтоистский ритуал стал основой культа императора Маньчжоу-Диго97.

Столь важный для японцев церемониал было невозможно ввести на мелких предприятиях и в эмигрантских конторах, поэтому начали с образовательных учреждений. В учебных заведениях оборудовали отдельные комнаты или павильоны на школьных территориях, где устанавливались портреты императора. Это было частью японской политики тенноизма – воспитания молодого поколения в духе