мамой зашли в магазин, который так далеко вообще-то от нашего дома – ведь он аж здесь, у парка… И мы даже купили мне чупа-чупс. И это было чудесным событием, как и всё в этом вечере!.. И хотя мне вообще-то часто покупают чупа-чупс в моей жизни, но теперь мне его как-то чудесно так, тоже купили… И тихо. И тепло… И всё у меня внутри… Всё тихо так стало и вдумчиво у меня там… И я шёл домой с моей мамой в такой тишине славной!.. В таком, прямо, душевном спокойствии!.. Что аж… Аж прыгать, в конце концов, мне пришлось и кричать, пока иду, чтобы не так уж смотреться со стороны сильно тихо и вдумчиво. Маме. По пути. А то мало ли что обо мне вдруг подумают?.. Подумают, что я, может быть, совсем тихий и вдумчивый стал?.. Ещё и на кружок какой-нибудь запишут… Где вдумчивых учат чему-нибудь. Ну или просто поймут как там – у меня на душе. А зачем это?.. И мама сказала тогда, что гулять со мной, ну совершенно невозможно. И что даже зря она купила мне чупа-чупс. Ну и тогда я понял что всё в порядке – нечего переживать. И стал чуть меньше прыгать. А я знал, что и она тоже немножечко счастлива. Ведь и она поговорила сегодня побольше о чём там хотела. А это так хорошо, когда есть с кем поговорить хорошо!.. Особенно если вам мультики одни и те же нравятся.

***

Дорогие мои потомки!

Я обращаюсь к вам, ведь сегодня мне скучно. Немножко… Ну или не знаю как это назвать. Не знаю. Такое сегодня небо лучистое и облачка так быстро бежат, и ветер ходит, и снег уже большей частью весь стаял, но по чуть-чуть ещё лежит, и все деревья стоят такие чёрные и влажные на фоне ясного неба. Такой ветер сильный сегодня… И от него наверное мне как-то так не по себе. Нет, не скучно, наверное, дорогие потомки!.. Это неправильное слово. Ведь скучно бывает на уроках и ты, когда тебе скучно вдруг стало, со всем вкусом тогда принимаешься за ещё какое-нибудь дело – поинтереснее… В тетрадке что-то чертишь, Аленку дразнишь, ногой в воздухе болтаешь… А тут… Тут какое-то странное чувство, мои дорогие потомки… Вы только про так мне скучно бывает на уроке маме не рассказывайте!.. А чувство… А чувство такое странное, что будто бы ветер этот взял, да и снёс всё что было, унёс… Всё самое лучшее и ценное унёс. И люди все так по улицам спешат от него, от этого ветра, подальше укрыться, что будто бы он и людей всех нас раздувает в разные стороны… Между собой. Вот так вот. Как будто бы ничего и вообще нигде не было. А только всё стерло, всё стаяло и ясно и чисто так в воздухе… И ничего нет. Вот так я наверное думаю… И так это… Не скучно!.. Что если бы мне было скучно, так я бы за что-нибудь поинтереснее взялся… А тут… За что ни возьмись, так ощущение это остается. Не знаю… что это. Но вот я вспомнил про вас, дорогие потомки, и вот решил взять тетрадь. И так оказалось, что я уже аж с января к вам не писал. А ведь теперь уже аж и февраль. Двадцать восьмое. И вот я решил перечитать немножечко то, что я вам там в последний раз писал, и стал читать, и вот!.. Теперь я уже сижу и чуть больше чувствую себя в настроении!.. Ведь я очутился на миг в том синем дне, когда мы с моей Аней дорогой вместе строили дом, и когда мамы наши между собой разговаривали… И ста-аало мне-еее!.. Чуточку лучше!

И вот я уже сижу и сожалею тут только о том лишь, что я не успел вам совсем, как оказывается, понарассказать как мы ещё недавно с моей Аней встретились!

А мы встретились с нею на площадке. Ведь снег уже так оттаял, что даже площадки стали видны. А когда нам, дитям, эти площадки видны, так мы уж всех мам своих так туда и тянем. Чтоб нам на качелях весенних наконец покачаться!.. Ведь когда ты уже отвык так хорошенечко от качелей за зиму, так тебе они кажутся чем-то невероятным и сказочным!.. А осенью – наоборот. Кажутся уже такими наскучившими иногда… Особенно когда ты на них один всё катаешься, а больше никто тебе на площадку играться не идёт. Вот. А теперь я как на крыльях на всех к площадке побежал, чуть только мама мне сказала что можно… И не прогадал, дорогие потомки! Ведь там была вся она!.. Моя дорогая долгоневиденная! И я её впервые даже видел такою красивой! Она была теперь уже не в шапке а вся в таких наушниках теплых, которые не для музыки а для красоты девочки носят, и в синих перчатках, а не в варежках… ведь теперь уже тепло. И ещё в куртке такой… С капюшоном!.. И вобщем – всё как-то это так здорово складывалось, что я сразу понял что мне пора уже на ней жениться! А то ведь так и совсем можно от мира отстать! Вон, в телевизоре уже все турецкие люди давно друг на друге уж переженились, и теперь, после праздников, индийские жениться пошли. А я всё никак!.. Я даже не выскажу ей всё никак такого своего намерения! А вдруг ведь, думаю я, она мне ещё и откажет?.. Так и чего же я буду тратить время на эту самую безрезультатную надежду, когда возможно стоит нам с ней порвать навсегда?.. И я, когда мы с ней чуть уже поиграли и стало нам нечего делать на этакой холодине предвесенней, решился ей наконец сказать!

И я говорю:

– Анна!.. Ты так похожа на цветок невиданной красоты!..

А она так… глазами сделала смущенно… И глядит зачем-то уже не на меня, своего родного, а на качельку, которая с лошадками на концах и со ржавчиной всюду. И чего там интересного?..

Но я всё же продолжил. Ведь как же не продолжить, когда тут судьба твоя решается?..

– И я, – говорю, – хотел бы смотреть на тебя, любоваясь тобою очень много много лет! – и тут я очень, очень весь заволновался и подумал что это решительный будет рубеж! И, думаю, встать надо бы на колено. И встал. Хотя знаю же, что мама заругает что я