сижу, воистину не знаю,

Но прокуроры, видимо, правы,

Сижу я нынче в Туруханском крае,

Где при царе бывали в ссылке вы.

В чужих грехах мы с ходу сознавались,

Этапом шли навстречу злой судьбе,

Мы верили вам так, товарищ Сталин,

Как, может быть, не верили себе.

И вот сижу я в Туруханском крае,

Где конвоиры, словно псы, грубы,

Я это все, конечно, понимаю

Как обостренье классовой борьбы.

То дождь, то снег, то мошкара над нами,

А мы в тайге с утра и до утра,

Вот здесь из искры разводили пламя —

Спасибо вам, я греюсь у костра.

Вам тяжелей, вы обо всех на свете

Заботитесь в ночной тоскливый час,

Шагаете в кремлевском кабинете,

Дымите трубкой, не смыкая глаз.

И мы нелегкий крест несем задаром

Морозом дымным и в тоске дождей,

Мы, как деревья, валимся на нары,

Не ведая бессонницы вождей.

Вы снитесь нам, когда в партийной кепке

И в кителе идете на парад.

Мы рубим лес по-сталински, а щепки —

А щепки во все стороны летят.

Вчера мы хоронили двух марксистов,

Тела одели ярким кумачом,

Один из них был правым уклонистом,

Другой, как оказалось, ни при чем.

Он перед тем, как навсегда скончаться,

Вам завещал последние слова —

Велел в евонном деле разобраться

И тихо вскрикнул: «Сталин – голова!»

Дымите тыщу лет, товарищ Сталин,

И пусть в тайге придется сдохнуть мне,

Я верю: будет чугуна и стали

На душу населения вполне.

1959

Совецкая пасхальная

Памяти незабываемого Дода Ланге

Смотрю на небо просветленным взором,

Я на троих с утра сообразил,

Я этот день люблю, как День шахтера

И праздник наших Вооруженных сил.

Сегодня яйца с треском разбиваются

И душу радуют колокола,

А пролетарии всех стран соединяются

Вокруг пасхального стола.

Там красят яйца в синий и зеленый,

А я их крашу только в красный цвет,

В руках несу их гордо, как знамена

И символ наших радостных побед.

Как хорошо в такое время года

Пойти из церкви прямо на обед!

Давай закурим опиум народа,

А он покурит наших сигарет.

Под колокольный звон ножей и вилок

Щекочет ноздри запах куличей,

Приятно мне в сплошном лесу бутылок

Увидеть даже лица стукачей.

Все люди – братья! Я обниму китайца,

Привет Мао Цзэдуну передам,

Он желтые свои пришлет мне яйца —

Я красные свои ему отдам.

Сияет солнце мира в небе чистом,

И на душе у всех одна мечта:

Чтоб коммунисты и империалисты

Прислушались к учению Христа.

Так поцелуемся давай, прохожая!

Прости меня за чистый интерес.

Мы на людей становимся похожими…

Давай еще!.. Воистину воскрес!

1960

Совецкая лесбийская

Пусть на вахте обыщут нас начисто,

Пусть в барак надзиратель пришел —

Мы под песню гармошки наплачемся

И накроем наш свадебный стол.

Женишок мой, бабеночка видная,

Наливает мне в кружку «Тройной»,

Вместо красной икры булку ситную

Он намажет помадой губной.

Сам помадой губною не мажется

И походкой мужскою идет,

Он совсем мне мужчиною кажется,

Только вот борода не растет.

Девки бацают с дробью цыганочку,

Бабы старые «горько!» кричат,

И рыдает одна лесбияночка

На руках незамужних девчат.

Эх, закурим махорочку бийскую,

Девки заново выпить не прочь —

Да за горькую, да за лесбийскую,

Да за первую брачную ночь!

В зоне сладостно мне и не маетно,

Мужу вольному писем не шлю.

Никогда, никогда не узнает он,

Что Маруську Белову люблю!

1961

Постсовецкая гейская

Мы с тобой – офигенная пара:

ты – блондин, я – курчавый брюнет;

но по теме Уайльда Оскара

за решеткой мне равного нет.

Не какой-то я там совратитель

по депрешке взгрустнувших самцов,

а, в натуре, твой верный учитель

и защитник, в конце-то концов.

Вырву, блядь, из жевальников глотки

отморозков, приставших к тебе.

Все найду – рыбий жир, той же водки,

закусон и т. д. и т. п.

Чтиво, музыку сфер, все лекарства

(на чифир лично я наплевал).

За тебя посулят мне полцарства —

улыбнуся: в гробу вас видал.

Опер схаван, начальник прихвачен.

Есть и комп, и корейский Ти Be,

типа срок волокем, как на даче.

Не в пол-Вологде, полу-Москве.

Я не знаю, что будет с судьбою.

Существуем! – душе это в масть.

Здесь реально накласть нам обоим

на любую – за вахтою – власть.

В зоне хули? Потрёкать-то не с кем,

наболевшее вызвать на свет.

Уверяю: проблема не в сексе —

тут, на шконках, товарища нет.

Не скрываю, за что отбываю:

я, Копалин, жену удавил.

Почему? Если честно, не знаю:

доставала… сдурел… перепил…

Твое дело мне – до барабана,

потому что ты ангел, мой друг,

он же помесь младого барана

с кандидатом каких-то наук.

Я смеюсь… Нам бы угол, он нужен…

закуток, чтоб поближе к окну.

Вечерком ты мастыришь мне ужин —

в честь твою я настрою струну.

Что нам койка?