Риане очень хотелось хоть как-то исправить впечатление, и она решила рассказать одну из своих сказок. На миг прикрыв глаза, она вспомнила свои сны-путешествия и празднование Священных Дней в Валле, когда чувствовала себя самой собой, даже не зная до конца, какой она должна быть настоящей. Её голос привычно полился тихим, низким журчанием тёмной реки, когда она заговорила о заповедных королевских дубравах, где друиды и ведьмы проводили свои таинственные ритуалы, чествуя древнюю магию, и о колдовских блуждающих огнях, притягивавших одиноких путников зовом чудес. Она тосковала по тому томительному чувству, которое рождалось в ней в Местах Силы, где Вуаль Матери всегда была полупрозрачной и потому можно было встретить других Её детей. Но поделиться историей из числа своих самых любимых – о крылатой искристой ночи и призрачном зове, и о тёмном кружеве ветров – принцесса не посмела. Она не хотела, чтобы люди короля стали побаиваться её, как те, кто окружал её в Валле. Вплетя в свою сказку часть легенд Валлы, она поведала простую историю о барде, собиравшем сказания по всем известным землям. Однажды пришёл день, когда ему оказалось мало людских историй, и он отправился в путь, на поиски Дорог Ши. В ночь Середины Лета, наиболее подходящую для колдовства, он случайно набрёл на одно из Мест Силы да и сгинул там бесследно. Вернулся он спустя много лет, когда у него уже не осталось ни родных, ни друзей, ни даже тех, кто помнил его. И хотя внешне бард ничуть не изменился, его глаза горели подобно колдовским огням Фэйри, а его голос пронизывало волшебство, с которым люди встречались так редко. И те, кто слушал его, говорили, что они как будто сами побывали в колдовском хороводе дивного народа. К сожалению, жизнь барда была недолгой, и он не успел обойти известные ему земли и поделиться чудесами, с которыми ему удалось соприкоснуться. Говорили, что, когда он умирал, его отнесли к тому самому Месту Силы и оставили там, а поутру никто не нашёл тела. Кто-то видел прекрасную деву из Фэйри, которая пришла за бардом и забрала его с собой, за Вуаль Матери. Возможно, именно её красоту он воспевал в некоторых своих песнях. Как бы там ни было, дар его вдохновения был так велик, что искры его вспыхивали для других менестрелей и селились у них в сердце. И потому как в жизни часто не хватает чудес, люди не забыли его музыку и охотно привечали тех, кто нёс в себе эти искры.

Риане удалось передать своим слушателям часть тех чувств, которые она испытывала сама, и очаровать их. И дело было даже не в словах, которыми она ткала эту незатейливую историю, а именно в тех чувствах и в том волшебстве, которое она вплетала в сказку неуловимыми, на первый взгляд, тонкими искристыми нитями. Их могло увидеть разве что само сердце. Её голос принёс с собой немного волшебства Дорог Ши из её снов-путешествий. Вальтен словно сам ощутил это, и в его глазах она видела желанные искры восхищения. Воины Валлы вспоминали родную землю и её магию. Кемранцы тосковали по дыханию чуда, которого им так не хватало дома. Только Илса сокрушённо покачала головой и с опаской покосилась на короля.

Менестрель коротко посмотрел на Риану и запел новую балладу. Музыка была такой прекрасной, что вынимала сердце из груди, напоминая о несбыточном стремлении, о призрачном перестуке копыт и звенящем вое туманных псов, о зачарованных дорогах сквозь крылатую искристую ночь, пролегающих над тёмной засыпающей землёй. Но слова были тёмными, тревожными, с каждым куплетом раскрывая историю всё более жуткую.

Это была песня о Фэйри Двора Оживших Кошмаров – тёмных Фэйри, которых даже в богатой чудесами Валле не любили вспоминать. Всякий страх воплотить им было под силу, хотя силу свою они черпали от той же древней магии земли, что и прочие Фэйри. Они подстерегали людей на тёмных дорогах у Мест Силы, где Вуаль Матери всегда была тоньше, и вручали им страшные дары – недуги, проклятия. Некоторые из них заманивали путников в ловушку, вырывали души из тел и вселялись в них сами, чтобы прятаться среди людей и нашёптывать им о страхах и недостойных деяниях, и о самых тёмных и опасных проявлениях древней магии. А были те, кто выходил к людям в одну из мистических ночей года, крал новорождённых детей и подменял их своими собственными. И тем опаснее были Подменыши, что могли свободно бродить по владениям людей и чинить несчастья всякому, кто встречался с ними. В балладе говорилось, что когда-то Ши Двора Оживших Кошмаров вели с людьми войны за Места Силы, но проиграли, потому что другие Ши тоже выступили против них. Война продолжалась по сию пору где-то там, за Вуалью Матери. Но Двор Кошмаров не простил людскому роду поражения. Их ненависть была сильна, и сильнее всего к тем из людей, кто, подобно Фэйри, пропускал сквозь себя волшебство.

Риана переплела пальцы, пряча дрожь в руках. Кровь отхлынула от её лица, и горло перехватило. Менестрель пел и всё это время смотрел на неё. Уж не хотел ли он предупредить её о чём-то? Уж не просил ли её быть осторожнее, чтобы никто не узнал, чьи Дороги звали её? Или он говорил, что ей, ведьме, небезопасно здесь? Его песня была обращена к ней, и это пугало, хоть она и не могла до конца разгадать смысл послания.

Её мысли прервал Вальтен. На последних аккордах он вскочил со своего места и гневно воскликнул:

– Как ты смеешь?! Как ты смеешь исполнять одну из этих песен, глупый музыкантишка?!

Все затихли.

– Прости, мой благородный король, но это ведь не запрещённая песня, – негромко проговорил менестрель, но в его взгляде не было настоящего раскаяния. – Это ведь тоже история Кемрана.

– Я прикажу переломать тебе пальцы, чтобы ты не смел исполнять ничего подобного при гостях из Валлы!

– Не надо, мой лорд, – вмешалась Риана, кладя ладонь на руку короля. – Он не сделал ничего дурного. В Валле тоже знают о Фэйри Двора Оживших Кошмаров.

Её голос был мягким, успокаивающим, но за мягкостью крылась решительность.

– Его глупая побасенка опечалила тебя, моя леди, – уже спокойнее возразил Вальтен.

– Просто мысли унесли меня далеко, мой лорд. Не причиняй вреда этому талантливому менестрелю. Если я смею просить тебя, пригласи его в замок на нашу свадьбу. Пусть его чудесные песни станут мне подарком.

Холод стали в тёмных глазах Вальтена сменился удивлением. Нехотя он кивнул и перевёл взгляд на менестреля.

– Будь благодарен будущей королеве за столь высокую честь. И будь осмотрительнее впредь. Я не прощаю промахов дважды.

Менестрель глубоко поклонился – больше Риане, чем королю.

Вальтен жестом велел продолжать веселье, и дальше ужин протекал как ни в чём ни бывало.