Война – штука страшная, чего уж там. Но, несмотря на это, люди идут на войну, они воюют, даже видя кровь и смерть своих и чужих. Казалось бы, нужно быть отчаянным безумцем, или не знающим страха, или просто дураком, чтобы там оставаться. Так в чем же мотивация воюющих и почему они снова и снова идут в бой? Есть ли люди, которые не боятся смерти?

Я думаю, таких людей нет. Всем страшно. Инстинкт самосохранения никто не отменял. Но ведь есть трусы, и есть храбрецы. Все просто. Храбрецы – это те, кого страх не сковывает, и они могут побороть его в себе в самый ответственный момент. А побороть помогает чувство долга и ответственности – ответственности за исход дела и за своих товарищей, так как в бою от тебя зависит жизнь твоих побратимов, а твоя жизнь зависит от них. Трус – это человек, которым страх завладевает полностью, он контролирует его, и все действия и не действия труса подчинены только ему, страху. Трус опасен в бою. Из-за одного труса может погибнуть все подразделение.

Признаюсь честно: откровенных трусов я пока не встречал, однако страх в глазах видел. Но это нормально, ибо без страха не было бы и героизма. Здесь, на войне, я заметил одну интересную штуку. Молодые солдаты, которым лет по двадцать, меньше боятся смерти. Вернее, они не столько не боятся ее, сколько меньше верят в то, что они могут погибнуть. Скажу по себе, что в начале войны, в первых боях, страха совсем не было. Хотя знал, что буду воевать, все-таки пошел добровольцем и сразу же сделал все, чтобы попасть на самый передок.

Первые мысли о возможной смерти появляются после того, как появляются первая кровь и первые потери. Но ты все равно не веришь в свою смерть – иначе где взять силы для того, чтобы снова идти в бой? Да и кто поверит в то, что его, двадцатилетнего красавца парня могут убить. Не может такого случиться, несправедливо это. Но такие несправедливости случались, к сожалению. Особенно не по себе становится, если тебя серьезно так ранят. Ты перестаешь верить в свою заговоренность. Смерть уже не кажется чем-то мифическим, она становится более чем реальной.

Все эти мысли и философские рассуждения для меня сейчас вроде как мантры самовнушения. Я ведь не просто так тут сижу в окопе и, глядя в небо, мысли всякие думаю и философии рассуждаю. Я, вообще-то, мать его так, небольшой складной лопаткой грызу жирную от набухшей воды землю, чтобы спрятать свое любимое тело от скорого артиллерийского обстрела. А вся эта философская муть в голове нужна, чтобы отвлечь мозг от забитых напрочь мышц рук, от постоянно ноющей спины и ног, дабы он, этот чертов мозг, перестал меня мучить болевыми спазмами. Думаешь всякую хрень и вроде как не обращаешь внимания на боль во всем теле, вроде как и ковыряешь лопаткой землю.

Успел вовремя. Первые пристрелочные снаряды легли метрах в ста от меня, когда я, весь грязный, мокрый, злой, чертовски уставший, залезал в боковую нору и прикрывался деревянным щитом, который до этого лежал на дне окопа.

Только залез в свою нору, как тут же начали частить близкие разрывы. Сначала легкие взрывы минометных мин малого калибра, потом ударили чем-то тяжелым. Бах! Бах!

Потом рвануло совсем хорошо – громко, мощно. Судя по звуку, это прилет «града». Сто двадцать два миллиметра – это вам не хухры-мухры. Длинные, трехметровые «карандаши» прилетают с той стороны и, соприкасаясь с поверхностью, сеют вокруг себя смерть и разрушения. Двадцать килограмм взрывчатки, которые несут с собой осколки и взрывную волну. От его огня не спасут ни тяжелая броня, ни окопы. Одна ракета способна уничтожить все живое в радиусе ста метров, а за двадцать секунд установка способна выпустить сорок снарядов.

Тех, кого не убьет взрывом, достанут осколки: от одного снаряда, в зависимости от модификации, получается до трех с половиной тысяч смертоносных осколков. Тот, кто чудом избежит первых двух поражающих факторов, просто сгорит: температура в эпицентре взрыва может достигать двух тысяч градусов, броня начинает плавиться, люди сгорают моментально вместе с амуницией.

Это не первый мой обстрел, и не второй, и не третий, и даже не десятый. Я давно перестал считать, сколько раз попадал под обстрелы. Причем не только вражеские: пару раз попадал и под прилеты наших артиллеристов и ракетчиков. Мы ведь разведка, всегда на передке, а ракеты, особенно такие «грады», они малехо тупые и бьют по площадям. БМ-21 «Град» отличается не самой выдающейся точностью, в среднем ракета может отклониться на тридцать метров. Учитывая ее мощность, это не особенно важно, цель все равно будет уничтожена. Но если стрельба ведется в городской черте, это нередко приводит к нежелательным жертвам.

Первыми смертельный «град» испытали на себе китайцы. Чтобы сломить сопротивление горстки советских пограничников на острове Даманский, они сосредоточили пару тысяч солдат, боевую технику и артиллерию в лесном массиве неподалеку. После удара РСЗО БМ-21, которые по документам проходили как тракторы, за считаные секунды солидный участок леса вместе с маоистами был перепахан сталью, выжжен и фактически перестал существовать.

Эта война на самом деле война артиллерии. Здесь на первом месте РСЗО и ракеты, на втором – дальнобойные гаубицы, пушки и САУ, на третьем – различные минометы, потом идут танки и ПТУРы. Стрельба всех этих систем корректируется с воздуха с помощью различных беспилотников. Где-то между первой и второй строчкой этого рейтинга расположились боевые самолеты и вертолеты. Спецназ при поддержке легкой бронетехники при этом должен все сделать так, чтобы артиллерия заняла более выгодные позиции и точно наносила свои удары.

Боевые действия нынче имеют совершенно другой характер и мощь и не идут ни в какое сравнение с событиями восьмилетней давности. Годы 2014-й и 2015-й даже близко не стояли с той мясорубкой, что творится сейчас. Эта война войдет в историю как самая кровавая на постсоветском пространстве и за год по потерям переплюнет десятилетний Афган и Чечню.

Артиллерию активно использовали обе стороны. Мы гасили врага, он гасил нас. Мы засыпали их позиции карандашами «градов» и фугасными чушками тяжелых гаубиц, они в ответ делали то же самое. Подавляющая часть наших «двухсотых» и «трехсотых» была результатом работы вражеской артиллерии. Некоторые мои товарищи погибли, так ни разу и не увидев живого врага в прицел