– Правда? – обрадовался Сергей, не обращая внимания на ехидное замечание приятеля. – А говорили, тут жить уже никто не будет…

– В Припяти будут жить люди. Припять будет нормальным живым городом, – уверенно произнесла “наука”. – Для этого мы, физики, тут и работаем. А вы офицер – кадровый?

– Да нет, я вообще-то химик…

– А тут?

Лейтенант пошутил:

– “Командир взвода сталкеров”, по зоне каждый день лазим, меряем…

Разговор перешел на “Сталкера” Тарковского: как режиссер показал Зону в фильме – и какая она настоящая…

– Никогда не думал, что увижу нечто подобное…

– Я тоже…

– Жаль, самого “Сталкера” мы больше не увидим.

– Да-а… теперь, когда Тарковский стал невозвращенцем[28], уже точно никогда…

– Нет теперь в Советском Союзе такого режиссера… – тяжелый вздох. – И не было никогда.

– И фильмов его нет.

“Эх, жаль”

– Жаль…

Сергей скользнул взглядом по настоящей зоне.

Каждый видел своего собеседника через колючую проволочную паутину на столбах.

За спиной “науки” стояла пустая, полуразграбленная, Припять.

“Мерзость запустения”, грязно-зеленый угловатый броник у колючей проволоки; мертвый “парк культуры и отдыха”, над лесом торчит огромный разноцветный круг, аттракцион “чертово колесо”.

Перед внутренним взором бежали кадры фильма Тарковского, которые удержались в памяти, и которые не предстоит увидеть как-то иначе, пребывая в радиоактивной зоне.

– Счастливо! – искренне пожелали друг другу собеседники через колючую проволоку и, кивнув на прощание, разъехались.

Девочка осталась в городе.

Бронированная машина проехала мимо фруктового сада.

В саду работало военное подразделение, тоже “партизаны”, из запаса.

БРДМ остановился для очередного замера.

Мужики обступили транспорт со всех сторон.

– Вы откуда?

– А вы откуда?

Подошел их командир.

Сергей сидел на верху броника, на плоской башне, пригретой солнцем, в ожидании данных. Подняв глаза, он неожиданно увидел, как несколько человек, что стояли поодаль у деревьев, подошли к БРДМ-у, поедая зеленые яблоки.

– Вы че, охренели?! Тут же кругом десятки миллирентген в час! У вас совсем мозгов нету?! Хотите, чтоб вас еще и изнутри излучало, притом, круглые сутки?! Ну вы во-о-обще-е-е!

Но лейтенанту Сергей ничего не сказал, лишь наградил его выразительным взглядом:

“Куда ж ты, блять, смотришь?!”

Эффект от сказанного был зримым и мгновенным: движение челюстей тут же замерло, а потом кто-то будто нажал кнопку РЕВЕРС на корморезке[29]: рот открылся, и из него наружу полезла бело-зеленая пережеванная масса, посыпалась вниз, на сапоги…

27.07

Мы в Диброве, в командировке.

Приглашают на обед.

Только 1-е и 3-е.

А у нас на троих, на весь экипаж, только два котелка.

К еде положена соль. Соль насыпана горкой на штабеле досок почти по грудь высотой.

Я ем первый, а хозяин котелка (Коля) в это время курит, ожидая, пока я закончу.

Местный лейтенант сгоняет нас с дров, мне:

– А вы, товарищ лейтенант, вообще пошли б в офицерскую столовую. Там бы вам тарелку дали, все как положено…

Я промолчал.

Ему ж не объяснишь, что мы – один экипаж.

С нами еще Маринка была, та еще выскочка.

Красивая, но с характером.

И ей от лейтенанта тоже досталось:

– А вам, девушка, не помешало бы работать среди женщин, вы суету среди мужчин создаете.

Но она, в отличие от нас, молчать не стала:

– А у вас, мужиков, вечно бабы виноваты! И вообще, здесь правила не писаны, где хочу, там и ем, без вашего-то, разрешения!..

В это время старший прапорщик появляется, говорит то же самое, но рекомендует солдатскую столовую (палатка рядом).

Делать нечего, прихватил Маринку, и мы с ней зашли.

Грязные столы с зелеными перьями лука, грязь на земляном скользком полу, запах хлорки, темень.

Вышли обратно, едим на дровах.

– Молодой человек, а вы дорогу до палаточного городка не подскажете? Я тут петляла, петляла, но так ничего и не нашла…

Длинные, цвета воронова крыла, волосы были перехвачены тканевой резинкой. Глаза с удивительной синевой густо подкрашены черным карандашом. Темно-бордовая помада выделяла губы на бледном лице. Ярко-зеленая форма по фигуре. Слегка выглядывающие персиковые бугорки. Из-под рукава торчал черный ремешок.

Игорь остановился и посмотрел на незнакомку снизу вверх.

– Конечно! – и слегка растерялся, когда девушка приосанилась, надувая губы. – Я могу даже проводить… если вы, конечно, не против.

– Нет, что вы! Я как раз таки не против! – девица захлопала густыми ресницами.

Игорь посмотрел в ее пронзительные синие глаза и почувствовал, как сознание медленно отходит на задний план, уступая место приятному наваждению.

На улице стемнело.

Большинство военных уже разошлись по палаткам и конторкам, уступая место ночной тишине.

На территории станции все еще пребывали люди, дежурившие в ночные смены – как только солнце появлялось на линии горизонта, появлялись и сменщики.

И так каждый день.

Они едва не споткнулись о порог небольшой комнаты, где ночевал репортер, а после, ранним утром, отправлялся на поиски новых репортажей: его неимоверно манил вид разрушенного блока, и каждый раз, пребывая перед развалами реактора, ему казалось мало.

Игорь никак не ожидал, что не станет сопротивляться, когда девушка толкнула его на постель и принялась стаскивать с себя одежду.

Лямка бюстгальтера съехала с плеча, приоткрывая мужскому голодному взору тонкие ключицы. Грудь все еще оставалась прикрытой, заставляя возбужденно фантазировать. Девчонка будто бы ждала решительных действий со стороны любовника – сидя на нем верхом и обнажив белые ягодицы, она беспрестанно гладила его по груди и, не отрываясь, смотрела ему в глаза.

Игорь схватил чертовку за тонкую шею и впился губами в алые уста. Она слегка растерялась, но скрыла довольную улыбку, прикрыв от удовольствия веки. Дрожащей рукой фотограф сорвал ненавистный бюстгальтер и отбросил его куда-то в сторону, принимаясь гладить маленькие бугорки.

Девушка, издав протяжный стон, прикусила нижнюю губу, и даже не пискнула, когда разгоряченный двухметровый мужик, перевернув ее на спину, без зазрения совести вошел в нее.

– Игорь!!

Костин, вскочив как ужаленный, подхватил с пола вещи и, отвернувшись, принялся одеваться.

Мила, сложив руки на груди, с