Я почувствовала направленные на меня взгляды и смутилась. Мне не хотелось вспоминать об этом, особенно сейчас, когда Сай был мертв, но я кивнула. Кто-то потрясенно зашептался, но Бэлла быстро нашлась с ответом:

– В любом случае у него была причина ненавидеть Сая. К тому же, – она повысила голос, не давая Ферну высказаться, – Сай забрал карту, которой он интересовался. Этот интерес, кстати, тоже подозрителен. Как там, «напоминает о доме»? – Девушка фыркнула. – Еще одна ложь. Карта была ему зачем-то нужна, а Сай ее забрал – чем не повод разобраться с ним?

Я заметила, что на лице Кинна заиграли желваки, и ощутила, как нарастает злость во мне самой. Рисса подтолкнула Лиллу к смерти, едва не задушила Тайли, а теперь Бэлла пытается переложить на Кинна ее вину за смерть Сая?

Неожиданно вмешался Глерр:

– По правде говоря, я бы тоже хотел услышать, почему эта карта так важна. Это не значит, что я согласен с Бэллой, – поспешно добавил он, поймав взгляд Нейта, – но, если мы проясним этот момент, думаю, всем станет спокойнее.

Нейт посмотрел на Кинна, и тот пожал плечами, а потом ответил, глядя Глерру в глаза:

– Эту карту нарисовал мой отец, Ронс Террен.

Глерр изумленно застыл. Даже Бэлла выглядела потрясенной, но быстро пришла в себя и ядовито бросила:

– Чушь.

– Нет, – возразил Нейт, – сначала Кинн сказал нам, кто его отец, а уж потом мы рассказали ему о карте. Раньше он не знал о ее существовании.

Девушка открыла и закрыла рот – и наконец, злобно прищурившись, проговорила:

– Тогда у него тем более был повод добраться до Сая. Но знаете, что самое подозрительное? – Она обвела всех полубезумным взглядом и театральным шепотом произнесла: – Мы ни разу не видели его теневую форму.

Я мгновенно оледенела, а Кинн замер с бесстрастным выражением лица. Все снова повернулись к нему, но теперь, помимо напряжения, в воздухе витала настороженность. Кажется, Глерр собирался что-то сказать, но Ферн громко вздохнул, привлекая к себе внимание.

– Бэлла, ты всё никак не уймешься. Ох уж твоя любовь к драматизму… То, что вы не видели теневую форму Кинна, не значит, что ее никто не видел, это раз. А во-вторых, скорее всего, вы ее видели, просто не поняли, что это был он. У них с Донни формы очень похожи.

Вытаращив глаза, мальчишка присвистнул, явно этим польщенный. Низз, наоборот, скривился, а Дэл и Лио неуверенно переглянулись с Бэллой, и я едва удержалась, чтобы не поблагодарить Ферна – его объяснение звучало очень просто и достоверно.

Нейт, почувствовав перемену всеобщего настроения, поспешил закончить:

– Сегодня у всех нас очень тяжелый день. Мы потеряли нашего товарища. Давайте немного отдохнем и тогда обсудим, что делать дальше.

Дремеры во главе с Бэллой помрачнели и молча направились к выходу из сквера. Проходя мимо меня, девушка задержалась – в розовом платье и с аквамариновой лентой на голове она выглядела невинно, но, когда подняла на меня взгляд, я едва не отпрянула: столько в нем было презрения и злобы. Она прошипела:

– Что там Ферн про цирк говорил? Куда нам до тебя!.. Ветки эти, слезы… Долго тренировалась?

Я оторопела, а Бэлла, резко отвернувшись, ушла следом за остальными. Рядом раздался негромкий голос Ферна:

– Я же говорил: маленькая гадюка. Так и брызжет ядом.

Ко мне подошел Нейт и со вздохом сказал:

– Не принимай ее слова на свой счет, Вира. Они потеряли Сая, а он для них был… всем. Пойдем.

Попрощавшись с остальными – Тайли возвращалась в Оранжерею, – мы наконец-то пошли домой, в нашу старую квартиру в персиковом доме.

За обедом я задумчиво жевала сухую еду, не чувствуя ее вкуса. Наконец, прервав всеобщее молчание, я обратилась к Нейту с Ферном, озвучив вопрос, который давно не давал мне покоя:

– А вы не знаете, почему у Сая были седые волосы?

Оба вскинули на меня удивленные взгляды, но мне было сложно объяснить, чем вызван мой интерес – возможно, тем, что, каким бы ни был Сай, у него была своя история, свое прошлое, о котором я ничего не знала, и почему-то это показалось ужасно несправедливым. Переглянувшись с Нейтом, Ферн ответил:

– Это из-за его папаши. Скажем так, Саю еще повезло, что он попал в Квартал.

– Повезло? – в изумлении переспросила я.

Ферн кивнул.

– Побои, издевательства… чего только не было… – он опустил взгляд на недоеденный бутерброд.

Нейт вполголоса добавил:

– Когда Сай отходил от теневой лихорадки в первый раз, я зашел спросить про его самочувствие, а он сказал, что с ним что-то серьезно не так, потому что он не чувствует голода. Он думал, это верный признак того, что он умирает. – После секундной заминки Нейт произнес: – Отец вечно морил его голодом.

Я так и замерла, представив седую прядку в светлых волосах, и больше не смогла съесть ни крошки. Завтрак закончился в полном безмолвии, после чего все разошлись по комнатам. В лиловой гостиной я снова предложила браслет Нейту, но он лишь вымученно улыбнулся и покачал головой.

Дом погрузился в тишину.

Благодаря хризалиям мне удалось поспать, однако, когда ближе к вечеру я проснулась, на меня вновь нахлынуло произошедшее – Нейт, Лилла, Сай, обвинения Бэллы, – и я буквально выбежала из комнаты, не в силах оставаться одна. Но остальные, видимо, еще спали, и я, чувствуя, что мне требуется какое-то дело, направилась в музыкальную гостиную, чтобы хоть немного отвлечься игрой на рояле.

Открыв клавиатурную крышку, я собралась с мыслями, а потом негромко заиграла единственное произведение, которое могло передать мое тоскливое настроение, – «Плач Оммерлы». Ее жених был альвионским моряком, который отправился покорять Штормовые моря, но так и не вернулся. А верная Оммерла продолжала его ждать, каждый день приходя к побережью и с надеждой вглядываясь в горизонт.

Я так погрузилась в переживания Оммерлы, что вздрогнула от неожиданности, когда в наступившей тишине прозвучал голос Кинна:

– О чем это?

Обернувшись, я встретилась с ним взглядом, и мое горло перехватило от внезапно нахлынувшей радости. Как хорошо, что Кинн здесь, рядом!.. Я закрыла клавиатурную крышку, повинуясь порыву, и пересела на один из диванов. После секундного колебания Кинн сел на диван напротив. Рассказывая о «Плаче», я смогла рассмотреть его поближе: синяки на лице, оставшиеся после драки с Ферном, уже побледнели, но сам он казался каким-то суровым, сосредоточенным, словно его что-то грызло изнутри. Помедлив,