Шрифт:
Закладка:
Черт побери, как все просто на свете!
И зачем я об этом узнал? Может, как раз от этого мне теперь жить скучно.
О пользе неграмотности
Вот опять подходит Рождество. Этот зимний праздник, как его остроумно называют в газетах.
А только этот зимний праздник идеологически мало выдержан, так что много говорить о нем не приходится. Тем более не приходится писать разные святочные рассказы.
И дозвольте, заместо этой невыдержанной продукции, рассказать про один случай, развернувшийся на фоне нашей тяжелой индустрии.
Случай этот даже можно назвать рождественским, потому что произошел он за несколько дней до Рождества. Во время получки жалования за вторую половину декабря.
Так вот я и говорю. Начал народ подходить до кассы. Получать жалованье.
Подошла до кассы и наша дневная сторожиха Максимова, Софья Ивановна.
Подошла она до кассы, развернула, конечно, ведомость, и вдруг раздался отчаянный ее крик и вопль.
Кассир, значит, говорит:
— Если, — говорит, — крики будут продолжаться, то, — говорит, — я сейчас закрою свою лавочку и не стану деньги выдавать. У меня, — говорит, — от криков руки трясутся, и я, — говорит, — могу просчитаться.
Максимова говорит:
— Так что невозможно было не кричать. Я, — говорит, — еще не получала жалованья, а тут, — говорит, — в моей клетке уже какая-то бродяга рукой расписалась.
Кассир говорит:
— Тогда отходи в сторону. Я, — говорит, — тебе не могу вторично кредиты открывать.
Конечное дело, Максимова испугалась. Главное, дело к празднику. Покупать надо. А тут такое препятствие. Подняла, конечно, Максимова ураганный крик.
— Это, — кричит, — ну форменное недоразумение. Я, — говорит, — не получала еще денег.
Начал кассир ведомость глядеть.
— Нету, — говорит, — никакого недоразумения. И подпись, — говорит, — правильная — Максимова. Отходи в сторону.
Тут Максимова обратно подняла ураганный крик.
— Это, — говорит, — жульничество. Я, — говорит, — если хотите знать, неграмотная, и хотя фамилию в ведомости находить умею, но, — говорит, — писать совершенно не знаю. И, — говорит, — в силу этого не могла свою фамилию выводить.
Тут народ начал подтверждать, дескать, Максимова действительно неграмотная бабочка и пущай выдадут ей, чего полагается.
Кассир говорит:
— Это, — говорит, — ну чистое безобразие. Каждый месяц ктой-то упражняется и получает на разные имена. Пущай заведующий согласится, и тогда я выдам. Мое дело десятое.
Заведующий не был бюрократом. Он посмотрел ведомость и говорит:
— Выдать.
Тут Максимовой и выдали два новеньких червонца, две трешки и медный пятачок.
Максимова просияла и домой пошла.
А народ у кассы долго смеялся.
— Вот, — говорит, — довольно редкий случай, когда неграмотность пригодилась.
А жулика, между прочим, так и не нашли.
Больные
Человек — животное довольно странное. Нет, навряд ли оно произошло от обезьяны. Старик Дарвин[62], пожалуй что, в этом вопросе слегка заврался.
Очень уж у человека поступки — совершенно, как бы сказать, чисто человеческие. Никакого, знаете, сходства с животным миром.
Вот если животные разговаривают на каком-нибудь своем наречии, то навряд ли они могли бы вести такую беседу, как я давеча слышал.
А это было в лечебнице. На амбулаторном приеме. Я раз в неделю по внутренним болезням лечусь. У доктора Опушкина. Хороший такой, понимающий медик. Я у него пятый год лечусь. И ничего, болезнь не хуже.
Так вот прихожу в лечебницу. Записывают меня седьмым номером. Делать нечего — надо ждать. Вот присаживаюсь в коридоре на диване и жду.
И слышу — ожидающие больные про себя беседуют. Беседа довольно тихая, вполголоса, без драки.
Один такой дядя, довольно мордастый, в коротком полупальто, говорит своему соседу:
— Это, — говорит, — милый ты мой, разве у тебя болезнь — грыжа. Это плюнуть и растереть — вот вся твоя болезнь. Ты не гляди, что у меня морда выпуклая. Я, тем не менее, очень больной. Я почками хвораю.
Сосед несколько обиженным тоном говорит:
— У меня не только грыжа. У меня легкие ослабшие. И вот еще жировик около уха.
Мордастый говорит:
— Это безразлично. Эти болезни разве могут равняться с почками!
Вдруг одна ожидающая дама в байковом платке язвительно говорит:
— Ну что ж, хотя бы и почки. У меня родная племянница хворала почками — и ничего. Даже шить и гладить могла. А при вашей морде болезнь ваша мало опасная. Вы не можете помереть через эту вашу болезнь.
Мордастый говорит:
— Я не могу помереть! Вы слыхали? Она говорит, я не могу помереть через эту болезнь. Много вы понимаете, гражданка! А еще суетесь в медицинские разговоры.
Гражданка говорит:
— Я вашу болезнь не унижаю, товарищ. Это болезнь тоже самостоятельная. Я это признаю. А я к тому говорю, что у меня, может, болезнь посерьезнее, чем ваши разные почки. У меня — рак.
Мордастый говорит:
— Ну что ж — рак, рак. Смотря какой рак. Другой рак — совершенно безвредный рак. Он может в полгода пройти.
От такого незаслуженного оскорбления гражданка совершенно побледнела и затряслась. Потом всплеснула руками и сказала:
— Рак в полгода! Видали! Ну не знаю, какой это рак ты видал. Ишь морду-то отрастил за свою болезнь.
Мордастый гражданин хотел достойным образом ответить на оскорбление, но махнул рукой и отвернулся.
В это время один ожидающий гражданин усмехнулся и говорит:
— А собственно, граждане, чего вы тут расхвастались?
Больные посмотрели на говорившего и молча стали ожидать приема.
Берегите здоровье!
Говорят — зимний спорт очень благоприятно на организм действует. Это, действительно, верно. Я сам на себе испытал.
Этой зимой я слегка захворал. Аппетита лишался — жрать совершенно не хотелось. Бессонница наступила.
Похудел тоже очень отчаянно. Даже блохи меня перестали кусать. Истинная правда.
Врач осмотрел меня и говорит:
— Это, — говорит, — у вас нервы расшатавшись. Катайтесь ежедневно на коньках — и всю вашу нервную систему как рукой сымет. И снова блохи начнут кусать.
Болезнь я не стал запущать, заскочил в спортивный магазин и приобрел себе специальные сапоги с коньками.
И все это удовольствие стоило мне 19 целковых!
А это, надо сказать, очень дешево. Потому что коньки попались хорошие, почти стальные. И сапоги очень выдающиеся. Московской работы.
