Шрифт:
Закладка:
Известно только одно: мы будем метаться и болеть, как общество, пока не найдем правильные ответы на вопросы: что же мы строим в России? К какой модели коллективного поведения мы пришли? И какую хотели бы получить — как лучшую для нас всех?
В. Кандинский
Изоляционизм. Свой, особенный[823]
Изоляционизм — это не закрытая экономика, не крепость с вечно поднятыми мостами и не нахмуренный лик.
«Россия прежде всего» — это: а) максимум сосредоточения общества и государства на уровне жизни, на демографии, на темпах роста, на технологической модернизации; б) ласковый теленок двух маток сосет (ЕС, Южная Корея, Япония (после ослабления санкций) и Китай); в) открытая рыночная экономика разумных национальных эгоистов, переходящая в «социальную рыночную экономику» и «большую универсальную» вместо сырьевой; г) приглашение вернуться всем, чьи семьи до 100–150 лет тому назад жили на территории современной России; д) научиться «продавать себя», взять максимум этого искусства у англосаксонской модели; е) поток только хороших новостей из России.
То, что невозможно под санкциями сегодня, станет возможным завтра.
Главное — идеи, их победа в обществе, возникающий в нем тренд.
Изоляционизм — это политика, когда главные темы ток-шоу — бум строительства своих домов средним классом, когда люди кричат друг на друга, доказывая, чей дом лучше. У нас внутри страны есть все средства для того, чтобы на основе внутреннего спроса разогнать экономику до стабильных темпов роста в 6–8 %. Нужно только нормализовать кредит, процент, резко снизить административное бремя, усилить налоговые стимулы, нацелить налоги на рост, снять с малого и среднего бизнеса и среднего класса массу лишних запретов, заняться большими проектами скоростных дорог, малоэтажного жилья, земли «для всех», массового обустройства всех поселений, а не только столиц.
Это огромные рынки и масса новых рабочих мест на любой вкус, и неизбежно — рост благосостояния. Если к этому добавить, как инвестиции, часть избыточных денежных резервов, накопленных государством от сырья, получим мощнейший, желанный рычаг для роста. У нас масса свободных производственных мощностей, даже без новых капитальных вложений. Уровень использования в России среднегодовой производственной мощности по кирпичу — 36–37 %, строительным растворам и бетонам — 30 %, портландцементу — 54 %, бульдозерам — 33 %, каткам дорожным — 34 %, бетоносмесителям — 18 %, кранам — от 17 до 25 %, автокранам — 42 %, экскаваторам — 21 %, автобетоновозам — 22 % (2020 г., ЕМИСС Росстата).
А по другим «сложным вещам»? По интегральным электронным схемам мощности используются на 43 %, по печатным платам — на 50 %, ноутбукам — 54 %, радиоприемникам — 10 %, телевизорам — 43 %, холодильникам — 51 %, электродвигателям — от 11 до 48 %, двигателям внутреннего сгорания — 31 %, подшипникам — 17 %, станкам — от 3 до 26 %, вертолетам — 28 %, мотоциклам — 28 %, троллейбусам — 20 %.
Разумный изоляционизм — это максимум возможного делать в самой России, занимать работой прежде всего тех, кто живет в России, при самых высоких требованиях к качеству и цене продукции. Легко сказать? Нет, нелегко, но если это официальная идеология, подкрепленная легкой, спокойной, помогающей атмосферой для бизнеса, то она неизбежно даст быстрый рост внутреннего спроса и предложения. Главное — качество (мы этим страдаем), цены (часто завышены), демонополизация, конкуренция, расцвет среднего и малого бизнеса.
А как выдержать конкуренцию с импортом в открытой экономике? Ответ: дешевый кредит, умеренно слабый рубль, низкие налоги, сильные налоговые стимулы, помощь, а не карающая рука государства.
Но разве можно еще что-то исправить? Как быть, если мы уже зависим от импорта на 60–90 % в средствах производства и не менее сильно в ширпотребе (но не в продовольствии)? Как быть, если часто локализация производства — это форма, а за ней — иностранные исходники и комплектующие плюс закордонное оборудование? Как быть, если иностранные компании рассматривают Россию больше как рынок сбыта, но с гораздо меньшей радостью — как место для размещения производства? Хотя мы знаем и другие примеры (автомобили, холодильники, стиральные машины, телевизоры, мебель, продовольствие).
Вот ответы. Первое. Сначала рост на внутренней основе, для этого всё есть, а потом не смогут устоять и «они». Никогда капитал не сможет устоять перед высокими темпами роста в 6–8 %, перед высокой прибыльностью. Он выстроится в очередь, несмотря на санкции, чтобы зайти внутрь страны, совершающей экономическое чудо.
Второе. Максимум максимумов льгот для прямых иностранных инвестиций в несырьевые отрасли (в передачу технологий, оборудования и торговых марок). Отказ от любых схем, основанных на завозе рабочей силы и создании, по сути, национальных анклавов внутри России, с вывозом прибыли.
Третье. Осторожный, постоянный пересмотр тарифов и нетарифных барьеров, подталкивающий экспортеров к переносу производств в Россию.
Четвертое. Для каждой группы товаров, завозимых к нам, хорошо известны ключевые иностранные производители. Каждый спец легко назовет их. Кто-нибудь, от имени государства российского, может начать с ними переговоры о переносе части мощностей к нам домой? С кем-то — еще во время санкций? Возможно ли потом, после санкций, эти переговоры сделать массовой, поточной работой?
А что тогда нам ждать? Больше шансов на замораживание конфликтов, как это случилось с Турцией и Северным Кипром. Ослабление санкций. Меньше жалоб на то, что «мы тотально отстали». Не такая горестная статистика МВФ, когда треть века главные прямые инвесторы в Россию — офшоры (Кипр, Карибы, Нидерланды и т. п.), а Китай или Германия вкладывают по минимуму. Из Китая к нам в 2020 г. пришли 2,2 млрд долл., из Гонконга — 2,5 млрд долл. (1 % прямых инвестиций в Россию). Из Германии — 18,1 млрд долл., 4 %. Будет складываться другая картина — разгоняющейся в скорости экономики, в нее нужно успеть попасть. Вместо экономики всего на вывоз — экономика ввоза идей, капиталов, технологий и, самое главное, спецов.
Свобода и принуждение. Как нам найти «золотую середину»[824]
Есть много желающих, когда слышат: «Свобода!», замахать руками и закричать: «Опять!». А почему, собственно? Мы все желаем свободы самим себе — движения, думания, решений. Мы все, каждый, так устроены — охотники, добывающие в свободном поиске хлеб, тепло и молоко для своих семей. Мы все — и экономики тоже — находимся в конкуренции между собой за ресурсы, стремясь выжить в дарвиновском отборе. Каждый из нас — либерал по отношению к самому себе. Это очень простые, ничем не затуманенные истины. А