в Нью-Йорке, но даже для Нью-Йорка не слишком обычно. Пройдет много времени, прежде чем мы поймем: одежда составной частью входит в тот карнавал, который Шемякин устраивает вокруг себя, в ту непрерывную игру, без которой он не может жить. Художник, импровизатор, актер, певец, поэт. Все умеет, все получается. А экстравагантность одежды… С одной стороны, так надо. Любой претендующий на общественное признание человек — художник ли, политический деятель — должен создать себе то, что на Западе определяется английским словом «имидж», образ. С другой стороны, этот же «имидж» — как бы черта, с помощью которой 7 Шемякин отделен от внешнего назойливого мира. Дальше роговых очков и диковинных для Нью-Йорка сапог вход запрещен. Кстати, о том, что при всей своей открытости и размашистости характера вход в его душу с какого-то неуловимого момента, как говорится, строго запрещен, догадываются в окружении Шемякина очень немногие и идут напролом, запанибрата, чаще всего на «ты», будто нет никакой дистанции между случайными знакомыми, посетителями и крупным художником, будто все вокруг на равных в этом мире… И какое искреннее, плебейское изумление, когда обозначается граница, какая обида и раздражение! Но обо всем этом позднее. Сейчас же мы только познакомились и все впереди…

Студия в Сохо — большой зал с высокими окнами, узкая лестница ведет на второй этаж, оттуда выход на крышу — любимое обиталище нью-йоркцев в летний зной. На первом, главном, рабочем этаже портрет Петра I, копия посмертной маски Пушкина, на полках работы самого Шемякина — изящные, остро вычерченные барельефы, скульптуры: полулюди-полунасекомые. На высокой подставке гитара с черным бантом на грифе.

— Это гитара Высоцкого. Вы знаете, что мы с ним дружили? Когда приезжал в Париж, бывали с Мариной у меня. В парижской студии он напел, а я записал цикл его песен. Когда догадался это сделать? Сам не знаю. Сидит во мне какое-то историческое чувство, видно, с рождения. Побежал, купил лучшую по тем временам аппаратуру, хорошо, деньги уже были: «Давай, говорю, работать, но только всерьез». Он увлекся, выкладывался, когда пел, до последнего, пот с лица градом катил… Поглядите на меня, на кого я похож?

Шемякин стоит перед нами, высокий, сильный, лицо и руки в шрамах («Да, драться я всегда любил», — признается он позднее).

— Ну, на кого я похож? А Володя почему-то всегда называл меня птичкой. Почему, зачем? Нежные слова он вообще не переносил. А ко мне откуда ни звонил — из Москвы, из Одессы, со съемок, с гастролей откуда-нибудь — всегда одно: птичка да птичка.

Неловкость первых минут знакомства пропадает. Мы начинаем расспрашивать, хозяин отвечает. В проеме между окон — фотография советского офицера, три ряда орденов на груди.

— Это мой отец, полковник Михаил Петрович Шемякин, награжден орденом Ленина и шестью орденами Красного Знамени. Был представлен к седьмому, но вмешались завистники: «Не допустим, чтобы у полковника было больше, чем у генералов». Непременно добьюсь восстановления награды. И поставлю отцу памятник в аллее Героев в Краснодаре. Вот увидите, все сделаю!

Свою автобиографическую книгу, изданную на Западе, Шемякин назвал не без вызова: «Я сын советского офицера».

…Человек рождается задолго до паспортной даты своего появления на свет. Художник Михаил Шемякин, наверное, не был бы таким, каков он есть, если бы не красный конник Михаил Петрович Шемякин, беспризорник с Хитрова рынка, сын полка, воспитанник будущего министра обороны СССР. В 1934 году в характеристике М. П. Шемякина командир-комиссар 4-й Краснознаменной кавалерийской дивизии Георгий Константинович Жуков писал: «Товарища Шемякина Михаила я знаю с 1920 года… В 1920 году тов. Шемякин участвовал в боях с частями десанта Врангеля… в том же году участвовал со мною на Кубани по ликвидации мелких банд, а в конце 1920 года под моим командованием был переброшен в Воронежскую губернию… По окончании гражданской войны тов. Шемякин служил со мною в частях 7-й Самаркандской дивизии до отправления его в нормальную школу. Несмотря на свой детский возраст, тов. Шемякин обладал исключительной храбростью, способностью и выносливостью».

Начав Великую Отечественную войну под Москвой в кавалерии, Шемякин-старший закончил ее в Берлине, при взятии рейхстага, командиром мотострелковой бригады. Жена и родившийся в 1943 году сын Миша сопровождали его в обозе. Как любят писать о первых годах жизни художника западные искусствоведы, «отец, ревнивый осетин, всегда держал жену и ребенка при себе».

…Осетин — особая история. Маленький мальчик, наследник древнего осетинского рода князей Кардановых, в конце первой мировой войны остался круглым сиротой. Отец погиб на войне, родственников перерезали в ауле из кровной мести. Мальчика усыновил товарищ отца по полку, офицер, дал ему свою фамилию — Шемякин. Впоследствии офицер этот примкнул к белому движению, потом отошел от него, вернулся с ребенком в Москву. Здесь он был арестован и расстрелян в ЧК. Мальчишка стал беспризорником, вертелся на Хитровом рынке, где и нашел его казак Степан Пилипенко, привел с собой в полк. Так малолетний князь Карданов, он же Шемякин, стал сыном полка в свои девять лет.

Сейчас, когда страна заново осмысливает трагические страницы своей истории, когда мысли невольно возвращаются к истокам, задаешься вопросом: сколько же недетских переживаний, страданий, болей, утрат пришлось на долю этой детской души, попавшей в самое месиво гражданской войны, сколько ожесточения, непонимания происходящего, сколько отваги родилось за те далекие годы в этом горячем осетинском мальчике, не расстававшемся с конем, наганом и шашкой. Как лепился его характер? Каким он был от природы и каким стал? К тринадцати годам Шемякин уже был награжден двумя орденами Красного Знамени, случай вообще уникальный. А если учесть те первые годы Советской власти, когда наградами не расшвыривались?

…Получился совершенно особенный человек, самозабвенно храбрый, резкий, гордый, свою собственную жизнь и жизнь вообще ценивший невысоко, как то и было свойственно многим людям его поколения. Маленького роста (как любил пошутить над ним при встречах тот же маршал Жуков: «Ну что, все те сто двадцать сантиметров вместе с каблуками?»), самолюбивый до крайности, он был нелегок в общении — и с начальством, что в итоге не принесло ему высоких чинов, и в семье. Мать Миши, актриса, встретив Шемякина-старшего, развелась с мужем, известным актером, исполнителем роли Фурманова в фильме «Чапаев», и отправилась с Шемякиным на фронт, то есть на войну. Терпела все: ревность, властность, вздорность, безудержную вспыльчивость.

— Трудный был, — вздыхала, рассказывая нам о своей жизни, Юлия Николаевна Шемякина, в свои семьдесят с лишним лет по-прежнему красивая, высокая, статная, черноглазая. — Все бывало: из дому не выпускал, поколачивал, после войны выпивать начал. И