Шрифт:
Закладка:
Она уехала. Уехала без него. Она же знала, что во главе ее экспедиции стоит именно он, но все-таки опять от него ускользнула. А ему и в голову не могло прийти, что она вздумает поехать на джипе. Ему и во сне такое не могло присниться. И он никак не мог понять, почему она все время так с ним поступает. Ведь это причиняет ему такую боль. Они же всегда были вместе. А на корабле он и вовсе спас ей жизнь. И вдруг то пламя, что таилось у Мундика внутри, вспыхнуло с новой силой, стало огромным, ревущим, и сам он тоже взревел и ринулся наружу, налетая на стены, ногой отшвыривая одеяла, старые консервные банки и кастрюли с водой; он опять был в лагере, и японцы уже поджидали его. И ему показалось, что где-то вдали слышатся стоны и крики боли. Густая зелень деревьев, казалось, украла весь воздух, а вокруг, даже внутри бунгало, разливалось какое-то странное сумрачное сияние.
Мундик схватил первый из застекленных подносиков и поднял его над головой, готовясь швырнуть об пол и разнести вдребезги. Но та боль, что терзала его изнутри, вдруг стихла. А потом болезненные стоны, что слышались где-то вдали, зазвучали повсюду и совсем рядом; что-то страшное стучало по крыше, молотом колотило в дверь, пронзительно вопило, заглядывая в окна. А деревья смеялись, и ветер смеялся, и даже сотни жуков на застекленных подносиках смеялись: Ха-ха-ха! Мундик в ужасе смотрел то в один угол комнаты, то в другой. Он был совершенно ошеломлен, потрясен: тут повсюду были жуки, и эти жуки летели прямо на него. А еще повсюду были глаза. И кишели мальчишки из трущоб – они заглядывали в окна, толпились у двери, скакали вокруг него, свисали вниз головой с потолка, ходили колесом, кувыркались через голову, дергали его за одежду, тыкали в него палками, кричали и указывали на него пальцами, словно он был посмешищем, вопили, пинали его, тащили его куда-то прочь отсюда, к дверям. А некоторые даже начали поднимать с пола и аккуратно складывать то, что он разбросал. Но он не понимал их слов, не понимал, что они кричат, но звучало это как «Ree-tard! Ree-tard!»[38].
Мундик сунул одного жука себе в карман, зажал руками уши и бросился бежать.
Все было позади. Они преодолели этот ужас. Инид осталась жива.
Частный врач незамедлительно провел операцию, удалив остатки загноившейся плаценты. Никаких вопросов им не задавали. Инид немного поплакала, но сил у нее не осталось даже на слезы. Зато Глория закатила оглушительный рев. Доктор, впрочем, выразил куда больше беспокойства по поводу хромоты Марджери и просто ужаснулся, увидев, в каком состоянии ее ноги. Он велел ей немедленно начать делать уколы пенициллина и припарки, а после этого обязательно давать ногам отдых.
– Да, доктор, – говорила Долли Вигз. – Хорошо, доктор. Благодарю вас, доктор.
Что же заставило Марджери в самую последнюю минуту передумать и уехать прочь от британского консульства? Ее тогда словно пронзило некое внезапное понимание того, что британский консул – это последний человек на свете, который станет ей помогать, даже если она все объяснит, даже если расскажет трагическую историю Инид. А потом она случайно заметила миссис Поуп, стоявшую на аккуратно подстриженной лужайке. Волосы у нее были тщательно уложены, и на ней был свежий, только что выглаженный прислугой домашний халат; она сердито кричала на садовника, согбенного старика, и гневно грозила пальцем прямо у него перед носом. Потом она вдруг обратила внимание на джип и даже руку к глазам поднесла, заслоняя их от яркого утреннего солнца и желая получше разглядеть, кто в этом джипе сидит. И в тот же миг Марджери стало ясно, что эта женщина куда опасней, чем даже болезнь Инид. А уж просить помощи у ее мужа – это и вовсе самая худшая из идей, пришедших Марджери в голову. И она вместо того, чтобы вылезти из джипа, вдруг принялась судорожно рыться в своей сумочке и все-таки отыскала тот завалявшийся клочок бумаги – мистер и миссис Питер Вигз – который дала ей Долли несколько месяцев назад на приеме в консульстве. Марджери велела Инид как можно сильней пригнуться и затаиться на заднем сиденье, покрепче прижав к себе Глорию, а сама буквально вдавила в пол педаль акселератора. Джип рванул вперед, но Марджери, глянув в зеркало заднего вида и убедившись, что миссис Поуп ее не преследует, свернула за угол и тут же сбросила скорость. Здесь уже можно было обратиться за помощью к абсолютно незнакомым людям, и Марджери стала показывать им листок с адресом Долли, изо всех сил стараясь понять, куда нужно ехать, поскольку объяснения ей давали по-французски.
Долли Вигз моментально отворила им дверь и испуганно охнула:
– Мисс Бенсон! Господи, ну и дикий же у вас обеих видок! – Тем не менее она сразу принялась помогать Марджери. Они вместе внесли Инид в дом, и Долли ни слова не сказала о том, как сильно ее нарядная юбка перепачкана теперь красной пылью и сколько грязных следов осталось на полу.
– Она недавно родила ребенка, – объяснила Марджери. – Ей срочно нужны лекарства и врач. На вас моя последняя надежда, миссис Вигз. Никто не знает, что мы здесь. Пожалуйста, помогите!
* * *
Долли заплатила врачу и спрятала обеих женщин в летнем домике на дальнем конце своего сада. Там, по ее словам, было абсолютно безопасно. Ее муж Питер находился на севере, на своей шахте, и должен был вернуться не ранее, чем через несколько недель. Долли все отлично устроила – две удобные кровати, термос с горячим чаем, фарфоровые чашки. Именно эти фарфоровые чашки особенно тронули Марджери. Не свежие простыни на кроватях, не чистые полотенца, не аккуратные занавески с удобными завязками, а именно чайные чашки из тонкого фарфора. Они с Инид уже давно привыкли пить из жестяных кружек или даже из консервных банок, и хотя когда-то чашки из такого тонкого фарфора казались ей совершенно бессмысленными, то сейчас она вдруг поняла, как они красивы и как важны в жизни. В ее руке с обломанными ногтями такая чашечка выглядела особенно хрупкой и словно очищенной от пороков.
Долли принесла им также чистую одежду из своих запасов, пахнувшую свежестью; она, правда, не была уверена, что предложить Марджери – какое-нибудь свое платье или брюки мужа, и в итоге притащила то и другое на выбор. Она вообще все время что-нибудь приносила в их домик, особенно часто тарелки с едой, украшенные цветами. А уж Глория ее совершенно покорила. Она даже притащила целый чемодан с приданым для новорожденного. Одежда была совершенно новая, аккуратно сложенная и прикрытая чистой бумагой.
– У вас тоже? – спросила Инид.
– Да, – сразу ее поняв, ответила Долли. Но не заплакала, а лишь попросила: – Можно мне подержать Глорию?
С Глорией она могла возиться часами, и обе пребывали в полном восторге. Долли наряжала девочку то в очаровательные ночные конверты для новорожденных, аккуратно заправляя внутрь ее крошечные ножки и ручки, то в белые платьица с оборками, то в симпатичные ползунки в горошек, то в крошечные розовые кардиганы, украшенные цветочками из фетра. Она также готовила бутылочки с молочной смесью и кормила Глорию, давая Инид лишний часок поспать, а потом и Марджери всему этому научила. Марджери и Инид могли свободно гулять по саду и сколько угодно мыться в чудесной ванне, полной пузырьков. А рядом на горячей трубе висели толстые мохнатые полотенца. И купальные халаты были для них приготовлены. И шлепанцы.
