Неделю, в которую девочку будто подменили. Был милый испуганный ребенок, боявшийся слишком громко вздохнуть, не говоря о том, чтобы сделать или сказать что-то наперекор, в лексиконе которого слова «спасибо» и «простите» занимают восемьдесят процентов общего объема произносимых слов, а стала… Холодная девица, любимое занятие которой — ходить по лезвию ножа. Ножа его терпения.

На протяжении этой недели возвращалась домой Аня стабильно в момент наступления «комендантского часа». Отвечала на вопросы либо максимально коротко, либо откровенно на грани хамства. На сообщения в принципе не отвечала, сославшись на то, что приключилась какая-то беда с телефоном и он их не видит. Немногочисленные просьбы в большинстве своем игнорировала, а если исполняла — то очень по-своему. Будто мстила за что-то… Или на что-то обижалась.

Чисто по-женски. Глупо. Так, будто до мужчины должно само дойти… Он должен сам прозреть… И за что-то извиниться, а то и мигом исправиться.

Вот только Корней не собирался. Ни догадываться, ни прозревать, ни извиняться. И со сложными подростками, которым что-то взбрело в голову, тоже дела иметь не хотел.

Продолжая заниматься своим делом, краем глаза уловил, что девочка проходит по коридору до своей двери… Видит (тут без сомнений), что он сидит в гостиной… Кладет пальцы на ручку, жмет вниз… Потом же немного поворачивает голову, не смотрит, как, впрочем, и он на нее, выпаливает:

— Добрый вечер. Спокойной ночи, — и стремится побыстрее спрятаться в своем «логове», считая дневную повинность по части формальностей исполненной.

И все дни до этого Корней позволял ей сделать именно так, но сегодня решил немного усложнить ей жизнь. И себе тоже.

— Добрый. Подожди пару минут.

Сказал, захлопнул крышку ноутбука, прошелся взглядом по девичьей спине, остановился на профиле и устремленном в сторону взгляде. Видел, что услышала. Видел, что напряглась. Видел, что даже нахмурилась немного… Наверняка в кудрявой голове крутилась мысль все же слинять. Вот только смелости не хватило. Во всяком случае, пока.

Без энтузиазма и, очевидно, без улыбки, Аня отпустила ручку, развернулась лицом к дивану и сидевшему на нем мужчине. Скользнула взглядом по полу коридора, будто оценивая вероятный путь… Но не проследовала за взглядом ногами. Так и осталась у двери в свою спальню.

— Я слушаю вас…

Произнесла, глядя вроде бы на Корнея, но он не сомневался — на самом деле глаза стеклянные. И это бесило. Должно быть ровно, а его бесило.

Высоцкому никогда не было дела до женских обид. Даже до обид любовниц, не говоря уж о просто мимо проходящих дамах. Вникать не собирался. В себе не сомневался. Вырабатывать у кого-то привычку садиться к себе на шею и манипулировать в дальнейшем теми самыми обидами не планировал. Никогда не испытывал настоящего желания разобраться в их причинах и поработать над последствиями. Но с Ланцовой… Почему-то было не так.

Он и сам не сразу заметил изменения. Просто как-то утром они пересеклись на кухне. Корней уже пил кофе, а Аня только вышла из спальни, зарядила кофемашину, стояла к нему спиной, максимально отдаваясь процессу… То есть просто глядя на постепенно наполняющуюся чашку. Когда аппарат выключился — взяла ее в руки и не села за противоположный угол стола, как делала довольно часто в последнее время (достаточно деликатно, надо сказать, ведь ее присутствие не вызывало раздражения), а скрылась в спальне. Корней провожал ее взглядом до двери, толком не понимая, что царапнуло…

Потом — все так же не понимая, почему — еще несколько раз возвращался мыслями к этому моменту, пытаясь разобраться, а понял уже вечером, возвращаясь домой из ССК.

Утром не было ее привычного смущенного «доброе утро, извините, я быстро». И «спасибо» тоже не было. Ничего. Тишина. Первой мыслью было — замоталась. В конце концов, с кем не бывает? Да и не ему жаловаться на упущенные кем-то формальности… Но для девчонки это было нетипично. И это надо было проверить. Зачем-то.

Он проверил тем же вечером. Когда Аня пришла в двадцать один пятьдесят восемь. Сделала вид, что боковое зрение отказало, прошла мимо кухни, снова не здороваясь. Закрылась в спальне, не вышла ни разу за вечер. Прямо как на первой неделе, только теперь вряд ли от страха…

После этого Корней подмечал изменения уже на автомате, а еще напряг память, чтобы определить, когда это началось. Оказалось, после «переезда» старшей Ланцовой в санаторий. С чего вдруг — для него оставалось загадкой. Причем его раздражали оба факта — и наличия изменений, и собственное к ним более чем пристальное внимание.

И если с первым можно было безболезненно справиться — просто отмахиваясь, позволяя девочке самой перебеситься, то со вторым было куда сложнее. Оно усложняло жизнь, заставляя отвлекаться от действительно важных, как считал сам Высоцкий, дел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ И пусть по уму сейчас Ланцову стоило бы отпустить в комнату, а самому продолжить заниматься работой, ведь требования соблюдены — на часах десять, она дома цела и невредима, лезть к ней оснований вроде как нет… Но сегодня настроение было другое. В основном из-за нее. Поэтому Корней начал допрос.

— Почему ты не сказала, что прошла собеседование? — чуть склонил голову, внимательно изучая лицо младшей Ланцовой. Всегда красивое, а сейчас максимально безэмоциональное. Она будто превратилась в фарфоровую куклу, способную исключительно моргать.

— А должна была? — вот только куклы не дерзят. А эта отчего-то стала… Все так же — глядя невидящим взглядом сквозь. Произнося ровным тоном, как бы вежливо. Вроде бы не придраться… Но видно же, что это показуха. Непонятно только, с чего вдруг.

— Как минимум, могла бы.

Корней был свято уверен, что как только девочке позвонят из статистики, она тут же сообщит об этом ему. На чем основывалась такая уверенность — не анализировал. Просто… Это было бы очень в ее стиле. В конце концов, о бабушке и доме она отчитывалась стабильно, пусть сам Корней и не говорил, что в подобных отчетах нуждается. А тут… Узнал о том, что ей не просто позвонили, но уже собеседовали и официально пригласили приступать с понедельника, от начальника отдела, который встретил его в коридоре ССК и сообщил, что «его толковая девочка» действительно показалась во время разговора очень толковой…

Это задело Корнея куда больше, чем оно того стоило. Аня вроде бы поступила так, как он от нее не ожидал, но был бы не против — не тревожила, когда можно было не тревожить, но вместо облегчения Корней почувствовал, что теряет контроль — над ситуацией и девочкой. Зачем-то нужный ему контроль.