говорит больше не для меня, а чтобы просто вытащить все эти слова на свет, стряхнуть с них многолетнюю пыль и рассмотреть собственными глазами.

— Я верил в Империю, верил, что она делает что-то пусть жестокое, но правильное. Я видел, как разрозненные племена перестают рвать друг другу глотки только чтобы объединиться против куда более серьезной опасности. И все равно они неизменно проигрывали, потому что за своей бесконечной свирепостью и яростью упустили время, которое можно было посвятить собственному прогрессу. Я видел героев и изменников, чья судьба не отличалась ровным счетом ничем. И те и другие умирали, сметенные либо натиском Империи, либо собственными людьми. Я видел проповедников и прорицателей, что грозили Империи карами небес и разверзнутой под ногами землей, а собственным почитателям пророчили яркие победы. Обычно они лишь направляли людей на битву, а сами отсиживались за их спинами.

Заклинатель усаживается поудобнее, подгибает одну ногу под себя.

— Видел богатеев, которые становились только богаче, когда их же собственный народ изнывал от голода. Видел, когда люди брали оружие и шли на защиту собственных городов, не имея шансов победить, только чтобы дать возможность выжить, собрать вещи и сбежать тем, кто еще вчера отдавал бравурные приказы и призывал сплотиться.

— И ты думаешь, что Империя могла все это исправить?

— Да. Думал.

— А сейчас? Думаешь? Или что-то изменилось?

— Возможно, изменился я, — усмехается он. — Нет, я по-прежнему самовлюбленный ублюдок, у которого руки по локоть в крови. И если где-то за пределами этого мира существует нечто вроде Ада, то меня ждут именно там. И абсолютно заслуженно, — кажется, он говорит серьезно, не пытается намеренно обличить себя, чтобы вызвать во мне какие-то эмоции. — Помнишь, я назвал Магн'нуса вором? Там, в моей лаборатории.

— Да. Но подумала, что это так, для красного словца, потому что ничего больше не добавил.

— Так вот, с твоего раскопа синалума часть полезной породы идет в Империю, часть — в неизвестном направлении.

Смотрю на него и даже не понимаю, как реагировать. Ведь Император Эр всегда был доволен Магн'нусом, даже вручил ему благодарственную грамоту и сверх причитающегося выплатил какое-то деньги.

— У меня нет доказательств, всего лишь наблюдения. Я несколько дней провел на раскопе. Тайно, разумеется. Но этого мало. Собственно, вся эта схема не особенно и скрывается. Просто Магн'нус отчего-то уверен в собственной неуязвимости.

— Правильно я понимаю, что такое невозможно без высокого покровительства?

— Конечно. Чем дальше, Хёдд, тем больше я склоняюсь к мысли, что в Империи действует некая теневая сила, которую наш солнцеликий Эр благополучно игнорирует. Трехглавые, твой брат, Магн'нус — за ними кто-то стоит. И этот «кто-то» не брезгует работать руками что халларнов, что северян. Не знаю, идет ли синалум этой теневой силе, не удивлюсь, если это так.

— Слишком много предположений, — с большим трудом подавляю зевок. Мне очень интересно говорить с Келом. Разговор, который изначально был совсем о другом, неожиданно обрел серьезную окраску. Но усталость берет свое — и я едва не клюю носом. — Тебе никто не поверит.

— Я никому и не собираюсь об этом рассказывать. Только тебе. Да и то случайно, не планировал этого делать. Но ты поверила, — Кел'исс выглядит расслабленным и почти довольным. — Или сделала вид, что поверила. На самом деле, не так уж и важно. Это просто информация, в которую верю я сам. Могу ли ошибаться? Как показывает практика — еще как. Но у меня нет ни ресурсов, ни желания копаться во внутренней политике Империи. Уверен, для этого есть специальные люди, куда как более осведомленные, чем один полумёртвый заклинатель.

Его голос звучит все тише и тише. Я честно пытаюсь сохранить внимание и удержать веки открытыми, но напрочь проигрываю эту битву. Кажется, в последний раз, когда еще балансирую на грани сна и бодрствования, понимаю, что приваливаюсь к плечу Кела. Хочу отлипнуть, сесть ровно и хоть как-то взбодриться, но тело становится таким неповоротливым и ленивым, что даю себе пару мгновений, чтобы прийти в себя и уж точно открыть глаза.

Глава пятьдесят вторая: Кел’исс

Я же не хотел спать! Думал еще раз пройтись по постам и проверить их готовность, хоть наверняка бы опять нарвался на плевки под ноги. Они сколько угодно могут охранять свою госпожу, но меня по-прежнему воспринимают врагом. Что ж, их право, я не в обиде. Главное, что днем они не отвернулись от Хёдд.

А ведь такая вероятность не то что существовала, она была столь же реальной, как тот сраный снег, что лежит на улице. За старым пнем бы точно пошли, уже и желающие погреться у костра ведьмы виднелись, только тех, кого убедило выздоровление предоставленной парочки сородичей, оказалось больше.

Хёдд этого не видела, но, когда трухлявый шаман вытащил нож, а мне надоело слушать его ересь, за ее спиной произошло движение. Первым за оружием потянулся ее охранитель. Следом — его люди. Следом — обычные зеваки.

Пень не меня испугался, он испугался людей, которым все это время пускал пыль в глаза, а тут что-то сломалось, что-то пошло не так. В особенности странно себя повел Турин. Хёдд не приврала ни на Йоту, ее брат действительно странный. Я помню его, видел год или чуть больше назад. Здоровенный дикарь с рожей, вдвое шире моей, и ручищами, которыми впору дробить камни. А днем я увидел очень больного человека со стеклянными глазами. Вот только сказать, что выглядел он при этом немощным — никак не могу.

Когда открываю глаза, вокруг почти полная тишина. Свет горит слабый, но видно небольшое движение — в себя пришли еще трое больных. Хорошо. Сейчас амулет Турина держит охранитель Хёдд. По сути, его можно просто повесть на шею любому больному, но я опасаюсь… не знаю, всякого. Что человек встанет и уйдёт, никому ничего не сказав, что, не очень вероятно, но и не невозможно. Куда спокойнее, когда лекарская вещица в руках того, кому хоть немного доверяешь. А этому Эйстину Хёдд доверяет.

Только где она сама?

Поднимаюсь и первым делом прохожу к в несколько раз сложенной шкуре, на которой спит Хельми. Поправляю укрывающее его одеяло. Кажется, в его возрасте я не был таким спокойным и выдержанным, хотя жилось мне явно гораздо проще.

Не хочу, чтобы сын рос среди вонючих лачуг, общался с тупыми дикарями, и чтобы его жизнь зависела от удачи на охоте или глупости соседского клана, который с ничего решит вырезать мужское население своего соседа. Для дикарей это обычное дело.

Нет,