их от того, чтобы со страха не затоптать раненых пленников.

Трое, семеро, двенадцать, двадцать четыре… Раненых всё прибавляется, с женщинами появляются и немногочисленные мужчины. Всё так же, глядя на пленников с врат, замечаю одну особо странную, подозрительно озирающуюся и перешёптывающуюся с мужчиной лису. Взяв арбалет, велю Бобу и его ребятам, держать строптивую парочку на прицеле. Сам же, оглянувшись на поле брани, пытаюсь разглядеть тех, кого нет. Вдруг они специально сдались, чтобы врата изнутри открыть?

Пригнувшись, лиса вытащила из сапога рядом идущего лиса клинок, полоснула тем по связывавшей руки веревке, а затем, дернувшись в сторону, замахнулась на ведущую её, ничего не подозревавшую, девушку кролли. Растерянная крольчиха даже арбалета поднять не успела, как над ней уже повис жаждавший крови хищник.

Щелчок со стены, затем второй. Болты ложатся точно в цель. Оттолкнув в сторонку крольчиху, смертельный удар, своей здоровенной лапой блокировал здоровяк Му, а затем, ответным выпадам кулака, пригвоздил к земле раненую хищницу…

— Хоть одного… я д-должна убить, хоть одного, предки п… — Издав предсмертный всхлип, лиса умолкла. Для уверенности, Му вгоняет той копьё промеж лопаток. Кто-то из ближайших пленниц, покосившись, сплюнули на труп распустившей хвост лисицы. Внезапно для помогшего той, мужчины лиса, сородичи не стали пытаться выгородить его. Наоборот, все видевшие стали пятиться от него, отползать в сторонку. «Мы не с ним, мы ни причём, мы не хотим умирать…» Читалось в действиях пятившихся.

— Вы… трусы… — Прошипел лис. Удар Му тому под колено кладёт пленника на спину. Оглянувшись на меня, здоровяк ждёт разрешения. Кажется, кто-то должен прояснить статус наших врагов в моём поселение.

Встав над воротами, прокашлялся, поправив одежки, прикинул как дальше быть, о чём лучше говорить, и чего я вообще хочу от пленников. После чего, подняв руки, крикнул:

— Хищники! Сегодня многие из ваших соплеменников, родных и близких погибли под стенами нашей деревни. Никто вас сюда не приглашал, жизни наши вам никогда не принадлежали, и отнимать их вы не имели права. И всё же, вы здесь. Я соболезную и сочувствую каждому лишившемуся близкого своего. Я разделяю ваши эмоции, вашу боль, ибо когда-то судьба так же отняла у меня близких. В нашем поселении вас не обидят, не будут мучать, морить голодом и пытками. Не смейте ровнять нас с собой, мы не такие, мы не звери и не убиваем ради потехи. Для того, чтобы сосуществовать в мире, вам придётся вести себя соответствуя статусу пленника. Любое нападение на жителя — смерть. Попытаетесь убежать — смерть. Попытаетесь угрожать кролли и через них связаться с хищниками — смерть вам и всем соучастникам. Ведите себя достойно и получите достойное к себе отношение. Я понятно говорю?

Никто из хищников не посмел открыть рта. Смотря в землю своими звериными глазами, они молча кивали, стараясь не поднимать своих голов.

— Хорошо. Я рад, что мы друг друга поняли. — Произнёс я и отвернулся, позволяя здоровяку из племени Му самому решить судьбу хищника нарушившего правила.

Издав рёв, своей мощной ногой Му куда-то топнул, что-то хрустнуло, толпа охнула. Глухие шлепки, топчущие и чавкающие звуки, гудение народа… я старался не вдумываться в происходящее за моей спиной. Хватит для меня на сегодня насилия.

— Осторожно! — Кто-то, выбравшись из-под кучи тел у стены, клинком полоснул кролли по ноге. После чего в мясную кучу тут же полетели болты и копья со всех сторон. Тыкали и били долго, не жалея сил и своего времени.

Видимо, без насилия сегодня никак.

— Староста, как быть с телами? — Прокричал с поля Кобаго.

— Стрелы, одежду, оружие, украшения — всё собрать, всё в поселение. Трупы за ров. Да подальше. Сейчас пришлю вам помощь.

Кобаго кивнул, далее каждый труп, или притворявшийся им, дотыкивался копьями, раздевался и уносился подальше в сторонку. Позволять телам гнить у меня под носом, разнося по деревни вонь и заразу, нельзя. Кто знает какие заразы хранит в себе этот мир.

Ещё раз взглянув на поле боя, печально выдохнул. Надеюсь, в хищниках есть хоть долька человечности. Очень надеюсь, когда они увидят что мы делаем, они придут и заберут тела воинов «домой». Где души похороненных смельчаков упокоятся с миром, найдут свой последний приют. Иначе придётся тратить силы, ресурсы, время на погребальный костёр для врага. Не избавься мы от трупов его, наш дом подвергнется риску стать местом сбора всех чудовищ и падальщиков в округе.

Раздетое тело без головы, под руки, оставляя за собой кровавый след, выволокли из поселения. За ним и тело голой женщины лисы. В ближайшее время, таких как эти двое будет предостаточно. Многие из взятых в плен едва могли передвигаться, имели тяжёлые раны и, скорее всего, в ближайшее время погибнут. Либо от потери крови, либо от заражения, либо от собственной глупости. Стоит им только почувствовать нашу доброту, они тут же примут её за слабость и попытаются нагадить прямо в душу.

Чёрт, как же мне хочется… очень-очень хочется, чтобы среди всего этого клыкастого безумия, нашлось хоть несколько адекватных, готовых ужиться с нами хищников. При виде поле боя, на глаз наползла слеза. Я был готов к битве, но не готов к её последствиям. Тела без конечностей, без голов, чьи-то слёзы и повсеместно раздающиеся вопли умирающих. Люди гибли, их безжалостно убивали, а я лишь стоял, смотрел, слушал и ничего не мог с этим поделать!

— Милый Матвеем, что с вами, где-то болит? — Мягкий, щадящий голос Хохо, а затем и её касания к моей спине, заставили выпрямиться, втянуть сопли и смахнуть рукавом солёные слёзы. Кому-кому, но своим женщинам я не собирался показывать собственной слабости и сентиментальности. Я должен быть сильным! Должен смириться с чужими смертями!

Я должен… но… не могу…

— Песчинка в глаз попала… — Сквозь зубы протянул я настолько не убедительно, что сам бы никогда не поверил в такую слабую актёрскую игру и «искреннюю» ложь.

— Вот как… — Обняв меня за талию, Хохо прижалась к моей спине своей головой. Она не смеялась, не задавала вопросов и даже не пыталась проверить меня на наличие ран. Женщина просто позволяла мне прийти в себя, дабы я мог сохранить перед ней своё лицо. только слёз на моём лице становилось всё больше. Мне всего двадцать, я не привык к такому, не привык к смерти. Как же мне было жалко всех тех, кто остался в этом ебаном поле…

— Муррка говорила, что вы сегодня ещё не спали, она волнуется. — Как заботливая старшая сестра, произнесла крольчиха.

— Некогда, сама видишь, без меня…

— А вот это ложь. — Не отдаляясь, лишь обняв крепче, выдала она. — Вы сделали всё, что в ваших силах, привели