— Как ты нас нашел?

— С утра пошел слух, что за тебя дают сто кусков. Я с одним финном работаю, ему позвонили, потому что вдруг ты ко мне поедешь. Он мне сказал. Я-то знаю, что ты не знаешь, где я на дно залег. Ждать не стал, выехал в город и слушал переговоры то ментов, то таксистов.

— Зачем?

— Как зачем? От тебя так просто не отстанут, а ты так просто не дашься. До ментов точно шухер поднимется, да и таксисты могли наводку дать, где что происходит. Не ошибся же?

— Соображаешь.

— Соображаю. А тачка с военных складов. Разбили в хлам и списали. Я ее у цыган в Пери купил, потом сам доделывал. Еще не закончил.

— Когда успел?

Студент усмехнулся.

— Как мы с вами расстались в Олесунне, я схватил Дока подмышку и бегом на аэродром. Там три четверти рейсов в сторону Ленинграда. Нашел земляка, договорился. Ночью уже выгрузились на грузовом аэродроме в области. На следующий день я сдал Дока Болгарину. Болгарин предложил залечь на дно в окрестностях. Есть у него одна мастерская, которая не на виду. Там мастер — финн, а с них слова лишнего не вытянешь. Отправил меня туда до амнистии.

— Хоть у тебя все хорошо прошло, — вздохнул Колоб.

— Ты тоже живой-здоровый, как я погляжу. И земляк Дока, — Студент оглянулся на занавеску и не сказал ни «Уинстон», ни «англичанин». Я что на Чайном Тракте заработал, — держал у армян. Ну поймали, ну сел. Денежки-то не пропали, я еще тут поднял, пока с финном работал. Один звонок, мне здесь выдали, сколько попросил. Времени полно, мастерская под рукой, амнистия не за горами. Решил себе новый грузовик подготовить, тот уже не вернуть.

— На тракт вернешься?

— Нет, блин, в мэнээсы за шестьдесят рублей. Конечно, на тракт, с амнистией-то. Меня там и раньше уважали, а теперь не то, что шакалы, волки будут за километр разбегаться.

— Спалил тачку перед ментами и братвой.

— Дай мне неделю, ее родная мать не узнает.

— Куда едем?

— В Пери, к цыганам. По проселкам без вертолета не отследят.

— Серьезно?

— Там не то, что грузовик, самолет привези — и он исчезнет.

— Сто тысяч и для цыган большие деньги.

— Обо мне на Тракте после того случая с турками каждая собака говорила. Про побег с рудников наверняка тоже слышали. Я там герой. Если по Тракту пойдет молва, что цыгане продали Студента, там через неделю ни одного цыгана не останется. Они, конечно, местным не родственники, но бьют, сам понимаешь, по наглой морде, а не по паспорту.

— Это если местные цыгане знают, кто ты такой и почему тебя не надо обижать.

— Откуда бы я знал, что в Пери есть цыгане? Из газеты? Я у них сначала этот ЗиС покупал, потом запчасти на него.

— Не обманули?

— Была бы лошадь, обманули бы. С мотором меня хрен обманешь. Вообще, цыгане в людях разбираются. Мы чаю попили, поговорили. Бабы мне на картах погадали и по ладони. Кто-то между делом вышел, на юг позвонил. Я еще третью чашку не допил, а они уже знали, кто я такой и чего от меня ждать.

— И кто ты такой для них?

— Человек дороги. Вольный. Не свой, конечно, но понятный. И не конкурент, не враг. Ты-то как до такой жизни дошел? Вы с ним все это время на дне лежали? А красотку где взяли?

— Ух, это долгая история, — Колоб оглянулся назад, — Не знаю, с чего и начать.

— С красотки.

— В музее партизан.

— Где?

— Фархадыч из Хавалы дал наводку на музей партизан. Арсенал пополнить.

— Не знал.

— И я не знал. Мы пошли за стволами, и встретили ее. Она с первого взгляда влюбилась в Уинстона и вписалась за нас.

— Она в парадке и с табельным. Такие не вписываются за бандитов, — Студент понизил голос до шепота.

— Он представился следователем из Амстердама. Мы как бы менты, на которых как в кино наехали бандиты. Прикинь, для нас тачку угнала, а мы оба водить не умеем.

— Так не бывает.

— Ага, и я всю жизнь так считал. Пока они при мне не посмотрели друг на друга. Еще пока все не завертелось.

— Он, конечно, стильный. Бабы ведутся на джентльменов. И шрам скорее добавляет обаяния. Бабы ведутся на шрамы. Но он ей в отцы годится.

— Как будто у тебя молодых никогда не было.

Студент пожал плечами.

По пути Колоб не спеша рассказал свою с англичанином остальную историю. Негромко и на чистой фене, хотя за шумом двигателя сзади вряд ли было слышно. Как они охотились на крысу в Олесунне. Как англичанин сдался в армию, а раненого Колоба местные менты хотели этим же крысам и продать. Как вместе сидели в военной тюрьме. Как вчера утром вышли по амнистии и все завертелось. И, наконец, еще раз, только со всеми подробностями, о том, как англичанин встретил Ингрид.

Поселок, в который приехал ЗиС, представлял собой беспорядочное скопление деревянных домиков. Но не таких домов, как в Архангельской области, а как будто строители видели дом на картинке и пытались воспроизвести его внешний вид из тех материалов, которые попались под руку.

Дома русских на соседних улицах выглядели более упорядоченно, хотя архитектурный стиль Уинстону и там не понравился. Как-то некрасиво и небогато по сравнению с северным деревянным зодчеством.

По улицам бродили коровы и свиньи. Проезжали люди верхом и на телегах. Шаг от культурной столицы — и гужевого транспорта становится больше, чем современного. Вокруг вертелось аномальное количество детей всех возрастов, одетых в какое-то грязное тряпье. Даже как бы не больше, чем в проловских районах Лондона.

Взрослые вроде бы и не напрягали себя какой-то работой, но все выглядели как будто при деле. Женщины в цветастых юбках, мужчины в широких штанах и светлых пиджаках. Все разговаривали со всеми и кричали на всю деревню, что приехали гости. Судя по звукам, где-то в поселке работала кузница, в другом месте визжал электрический инструмент, в третьем чинили прогоревший глушитель на легковушке, в четвертом с грохотом кидали что-то железное.

Когда-то давно в Пери поселились котляры. Оседлые цыгане, беженцы из Молдавии. Лет через двадцать правительство приказало посадить на землю всех остальных цыган. Тогдашний Первый секретарь обкома удачно вспомнил, что на вверенной ему территории есть цыганский пункт постоянной дислокации и отправил в Пери все выловленные таборы.

— Да как я с ними справлюсь! — возмутился тогдашний барон, он же председатель колхоза.

— Всех, с кем