Лето 2018 года

В тот день я вернулся домой очень поздно, выжатый как лимон. Предыдущие двенадцать часов я практически не вылезал из эфира, повторяя свою историю миллионам зрителей по всему миру, при этом сохраняя самообладание и пряча страх перед возможным сотрудничеством Трампа с Путиным по вопросу моей выдачи в Россию.

Супруга заботливо оставила еду на кухонном столе. Опустившись на стул и сняв пищевую пленку с тарелки, я жадно, но с удовольствием проглотил остатки, а потом рухнул в постель и заснул как убитый.

В 6:30 утра Елена тихонько растолкала меня и протянула мне лист бумаги. «Милый, посмотри на это!» Оказалось, что она проснулась еще до рассвета и просмотрела российские новости. В то утро российская Генеральная прокуратура опубликовала свой список из одиннадцати человек, которых она хотела заполучить из Штатов в обмен на 12 гэрэушников. В Кремле любят симметрию в таких вопросах. Америка хочет 12, значит, и Россия хочет 12.

Полулежа, я взял распечатку. Кремль хотел заполучить Майкла Макфола, бывшего посла США в России; моего друга Кайла Паркера, человека, который написал закон Магнитского; специального агента Тодда Хаймана из Агентства национальной безопасности, который расследовал дело «Превезона»; специальных агентов Светлану Ангерт и Александра Шварцмана, которые отвечали за охрану Гороховых в Нью-Йорке[16]; Джонатана Винера, юриста из Вашингтона и бывшего сотрудника Госдепартамента, предложившего первоначальную идею с законом Магнитского; Дэвида Крамера, еще одного бывшего сотрудника Госдепартамента и главу правозащитной организации «Фридом-Хаус», который выступал за принятие закона Магнитского вместе со мной и Борисом Немцовым. В списке было еще четыре фамилии, но всех объединяла причастность либо к закону Магнитского, либо к делу «Превезона».

В чем же нас обвинял Кремль? Накануне Путин заявил, что я и мои «деловые партнеры» «заработали в России более полутора миллиардов долларов, [и] не заплатили налоги», а затем, чтобы привлечь внимание Трампа, «400 миллионов долларов направили на избирательную кампанию госпожи Клинтон».[17] Дальше говорилось: «У нас есть основания полагать, что некоторые сотрудники спецслужб Соединенных Штатов сопровождали эти незаконные сделки». Путин обвинил посла Макфола, Кайла Паркера, специального агента Хаймана и всех остальных в этом списке в том, что они были частью моих «противоправных действий на территории Российской Федерации». Это была классическая кремлевская разводка. Не мы были жертвами, а они. Не они были преступниками, а мы. Вместо ОПГ Дмитрия Клюева, в которую входили коррумпированные российские чиновники, укравшие и отмывшие огромную сумму денег, оказывается, существовала «ОПГ Билла Браудера», в которую входили коррумпированные американские чиновники, укравшие ее.

Мы с супругой переглянулись и расхохотались. Путин снова перегнул палку.

Одно дело — преследовать меня, причем английского подданного. Это было неприятно, но, в конечном счете, кто я такой? Но совсем другое дело — требовать выдачи бывшего посла США, сотрудника Конгресса и рядовых служащих Министерства национальной безопасности. Если Трамп пойдет навстречу этим требованиям Путина, то это создаст катастрофический прецедент — не только из-за полной капитуляции перед Кремлем, но и из-за невозможности дальнейшего привлечения людей на службу в госорганы США. Кто захочет работать на государство, которое в любой момент выдаст вас враждебной державе только за то, что вы делали свою работу?

Трампу следовало еще в Хельсинки отказать Путину, но даже если допустить, что он не понимал, что происходит (что, несомненно, не так, поскольку годом ранее он помог сыну написать заявление, в котором причиной его встречи с россиянами в своей Башне называл «усыновление»), его советники должны были сразу детально разъяснить ситуацию, в которой он оказался. Но вот прошли почти сутки, а из Белого дома — гробовое молчание.

Окончательно проснувшись, я позавтракал хлопьями с молоком и позвонил Майклу Макфолу. Я знал Майка практически с того дня, когда впервые приехал в Россию в 1992 году, и считал его своим другом. До назначения его послом США в России он служил у Обамы советником по национальной безопасности по России и был важным союзником в администрации в принятии закона Магнитского.

Майк только вернулся в Сан-Франциско из Хельсинки, где присутствовал в качестве комментатора саммита от телекомпании «Эн-Би-Си». Как и я, он узнал про путинский список, когда включил телефон и обнаружил несметное количество сообщений.

— Как ты думаешь, есть риск, что это действительно произойдет? — спросил я.

— Нет, но мой адвокат считает, что я должен действовать, а не уповать на случай. Я уже на связи с людьми в администрации, чтобы убедиться в этом.

— Мне жаль, что тебя втянули в это дело, Майк.

— Это не твоя вина, а Путина. — Он сделал паузу. — Я всегда знал, что он ненавидит тебя, Билл, но понятия не имел, что так сильно.

Закончив разговор, я собрался и поехал обратно в Центр Дёрра и Хозьера на очередной день эфира. В этот раз я захватил с собой своего старшего сына Дэвида. Он приехал к нам погостить из Калифорнии и был страшно обеспокоен происходящим. Он не смог бы защитить меня, если бы власти пришли за мной, но сделал бы всё, чтобы все нужные люди узнали об этом. В последний раз, когда мы с Дэвидом столкнулись с проблемами в институте Аспена, он был еще подростком, но теперь это был взрослый 22-летний мужчина. Рядом с ним мне всегда было намного легче.

Уверенности придавал и открывающийся Аспенский форум по безопасности — международная конференция, собравшая видных деятелей истеблишмента по нацбезопасности и, естественно, огромное количество журналистов. Поэтому, если что-то и произойдет со мной, это будет происходить в прямом эфире, и свидетелями станут важные люди в правительстве.

В то утро в Институте царила суматоха. За ночь на главной лужайке был разбит огромный белый тент, установлены столы и диваны, небольшой бар и стойки, где участники могли получить свои бейджи. Организаторы даже позаботились о барбекю из молочного поросенка.