Шрифт:
Закладка:
Восстановленный зал дома Ганнибалов — это подарок X Всесоюзному Пушкинскому празднику поэзии от нас, хранителей и сотрудников музея-заповедника, и реставраторов Псковской научно-реставрационной мастерской.
На озере Кучане
Закаркав, отлетела
Ватага черная ворон…
Пушкин
Дом, в котором я живу, стоит на окраине усадьбы Михайловского. Окна его расположены по четырем сторонам света. Через них я всегда могу видеть всё, что захочу, — пушкинский сад, голубятню, пасеку, Сороть и дали за ней, и «пруд под сенью ив густых», и кто куда идет и по какому делу… Дому этому уже более ста лет. В нем всегда жили управители имения. А теперь живу я, вот уже больше тридцати лет.
Зимой, когда от снегов всё вокруг бело, Сороть застывает и становится почти незаметной, сливаясь с озером Кучане. Тогда озеро кажется особенно большим, потому что его края растворяются в бескрайних заснеженных лугах.
Как только лед окрепнет, на озеро приходят рыбаки с удочками. Они вырубают во льду лунки, устраивают из хвои седалища и начинают трясти свои маленькие удочки. Трясут, пока не стемнеет. Ловят обычно всякую мелочь, и редко-редко кому удается поймать большую рыбину.
Тогда в Михайловском всё приходит в движение. Рыбину приносят на усадьбу, экскурсанты смотрят, ахают, пытаются торговать…
Заканчивая ловлю, каждый рыбак, прежде чем покинуть озеро, опускает в свою лунку жерлицу с живцом — маленькой плотицей или какой другой рыбкой: авось ночью жадная щука схватит рыбку с крючком.
Поглядывая на рыбарей, вижу я непременных спутниц их — ворон, сидящих на низеньких прибрежных ивах.
Сидят вороны весь день, безмолвно и зорко наблюдая за рыбаками. Но вот рыбари начинают сворачивать свои снасти, опускают жерлицы в проруби, подвязывают концы их к колышку или ледышке и уходят. И тут сразу же, как по команде, на их места прилетают вороны. Они тщательно всё осматривают, ищут, не осталось ли чего после рыбаков, какой-нибудь крошки, которой можно поживиться. А затем начинают таскать из воды жерлицы. Схватят за конец у колышка и тянут, пока не покажется живец.
Знает ворона, что вкусный живец — на крючке, потому, вытащив его, расправляется осторожно, чтобы самой не попасть в беду.
Много раз наблюдал я за этими птицами, но ни разу не видел, чтобы хоть одна из них попалась на крючок. Очень сообразительная птица серая ворона, и живет она и трудится только там, где человек, хотя и относится к нему с большой опаской. Вероятно, поэтому у нее и повадки эдакие человечьи. Лесники считают ее вредной, потому что она не только ловит полевых мышей, но и разоряет птичьи гнезда, истребляет птенцов, зайчат и другую мелкую живность, населяющую заповедный край.
Пушкинская белочка
Белка там живет ручная,
Да затейница такая!
Белка песенки поет
Да орешки всё грызет…
Пушкин
У Пушкина в Михайловском полным-полно всякой пернатой живности. Аисты, цапли, дрозды, клесты, синицы, дятлы разные, иволги — одним словом, все сорок сороков русских птиц. А скворцам и счету нет. Их, почитай, с тысячу будет. Вокруг только моего дома висят пятьдесят скворечников. Когда осенью скворцы готовятся к отлету на юг, они любят собираться здесь все вместе, старые и молодые, усаживаются на ивы около пруда, голосят на все лады. И кажется, что это не только они поют, а поет и вода, и деревья, и сам воздух. После отлета скворцов к их квартирам-домикам немедленно устремляются воробьи, синицы, белки.
Есть у меня под окном старая береза. Огромная, толщиной в метр, красавица. Она стоит рядом с прудом, на самом краю берега. Перед нею небольшая светлая поляна, вокруг которой венком расположились густые ивы, а дальше — фруктовый сад. Живет береза барыней, у нее всегда много и воды, и солнца, и защитников от ветров. Хотя она и старая, но выглядит очень молодо. Зелень у нее густая. Кора могучая, никакого сушняка не заметно. Из окна мне хорошо видна эта береза, я знаю все ее повадки и секреты, мне хорошо известно, когда и что с нею происходит, кого она принимает, кто у нее в гостях и о чем она ведет беседы с паломниками по пушкинским местам.
Я люблю делать для птиц скворечники, птичники, дуплянки. Просмотрел много книг с описанием, как некогда изготовлялись птичники. А делались в старину, нужно сказать, чудесные домики — сказочные терема, и дворцы, и часовенки. Особенно понравились мне многоэтажные резные скворечники.
Вот я и соорудил в Михайловском скворечник-хоромы. Первый этаж с портиком, а второй — с резной антресолью. Уж не знаю почему, но домик показался моим скворцам подозрительным. Они долго его рассматривали и спереди, и с боков, и с крыши, заглядывали в окошко, но зайти внутрь не решались. Так мой домик и не был в тот год заселен. Я даже обиделся на неблагодарную тварь.
Прошло лето, прошла зима, и наконец показалась новая весна. И вот в один февральский день я увидел, что в моем домике есть жильцы. Это были белки — самец и самка. Самец облюбовал себе верхний этаж — антресоли, самка поселилась внизу.
Целыми днями они таскали в свой дом какие-то мебели и оборудование. Бывали дни, когда часами они сидели в своих хоромах, высунувшись в окошки, и о чем-то беседовали, поглядывая на мой дом.
Ни я, ни домашние мои — никто их не тревожил. Мы старались делать вид, что ничего не замечаем. Всем нам очень хотелось, чтобы белки к нам привыкли. Так это в конце концов и получилось. Белки стали подбегать к садовому столику, который издавна стоит под этой березой, и принимали наши дары: желуди, шишки, орехи, сахар, сушеные яблоки и грибы, которые мы с вечера им подготавливали. Спустя некоторое время я увидел, что супруг белочки скучает в одиночестве, его благоверная куда-то исчезла. Выяснилось, что у них прибавление семейства — пятеро маленьких бельчат.
Наконец весна совсем разгорелась, стали раскрываться почки на березе, и в окошечке появились малюсенькие зверьки. Когда они слишком высовывались из окошка, папа сверху угрожающе фыркал, мама кричала, в домике была слышна возня
