Спрыгнув с известняка, я спешу к Бастьену и Жюли.

– Нужно уходить отсюда. Мы будем в большей безопасности, когда углубимся в катакомбы.

Бастьен положил голову Жюли себе на колени. И слегка потряс ее за плечи. Она даже не попыталась открыть глаза, но, по крайней мере, дышала.

– Бастьен, пожалуйста. – Я хватаю его за руку.

Он замечает печаль на моем лице.

– Скованный еще здесь?

– Он исчез. – Я вздрагиваю. – Мы должны уйти, пока он не вернулся.

Бастьен сглатывает и кивает.

– Верно.

А затем начинает поднимать Жюли. Я пытаюсь помочь ему, но он отворачивается.

– Я сам, – говорит он и шагает вперед, уводя нас из камеры шахты.

Но не к убежищу под Шапель-дю-Повр.

– Куда мы идем? – спрашиваю я, держа фонарь поближе к нему, чтобы он мог видеть в темном туннеле.

– В нашу старую комнату в катакомбах. – Он переступает через какие-то обломки. – Уверен, Марсель именно там.

Наше путешествие по извилистым туннелям затягивается, и Бастьен через какое-то время начинает уставать.

– Я могу понести Жюли, – вновь предлагаю я.

– Нет. – Он хмурит брови.

– Но я вновь обрела свои кости благодати.

– Прошу, Аилесса, позволь мне понести ее самому. Это моя вина… – Он качает головой, а его глаза наполняются болью при взгляде на Жюли.

Наконец мы добираемся до комнаты. Бастьен пинком отодвигает дверь у стены из черепов.

Марсель сидит за импровизированным столом с грудой раскрытых книг. Он поднимает глаза, и его лицо озаряется.

– Бастьен! Аилесса! – Но затем он замечает сестру и бледнеет. – Что случилось?

– На нее напал Скованный, – объясняет Бастьен. – Порезал ей руку и едва не задушил.

Я хватаю одеяло и расстилаю его на полу. Бастьен опускает сверху Жюли и сдавливает кровоточащую руку.

Марсель ошеломленно смотрит на нас.

– Кто-то сковал и душил ее?

– Нет. Так называют мертвые души, – говорит Бастьен и косится на меня.

А я быстро объясняю, почему мы называем некоторые души Скованными.

– С Жюли все будет в порядке? – спрашивает Марсель.

– Да. – В голосе Бастьена звучит такая уверенность, что никто из нас не осмеливается возразить. – Подайте воды.

Я тут же вскакиваю на ноги. И даже делаю шаг к ведру, стоящему на одной из полок, но Марсель оказывается ближе. Так что я ухожу с его пути, чтобы не мешать ему добраться до Бастьена. И через мгновение они оба нависают над Жюли. Бастьен брызгает ей в лицо водой.

– Да ладно, Жюли. – Он дважды шлепает ее по щекам, отчего я невольно вздрагиваю. – Давай! – Его голос срывается. – Ты же такая крутая. И не можешь умереть у меня на руках.

Перед глазами все расплывается от подступающих слез, пока Бастьен отчаянно пытается привести в чувство свою подругу. Наверное, нечто подобное я почувствую, если потеряю Сабину.

Вздохи Жюли становятся все короче. А затем и вовсе стихают.

Марсель прикрывает рот рукой. Плечи Бастьена напрягаются, когда он утыкается головой ей в живот. Я подхожу ближе, чувствуя, как стягивает горло. Мне хочется обнять его.

Но как только я протягиваю к Бастьену руки, глаза Жюли распахиваются, и она резко втягивает воздух.

Я вздрагиваю. Бастьен резко выпрямляется, а Марсель с облегчением подается вперед.

– На что вы все уставились? – еле слышно спрашивает Жюли.

С губ Бастьена срывается тихий смех. И он трижды целует ее в лоб.

Я натягиваю улыбку, хотя в груди разрастается острая боль. При виде их глубокой привязанности тоска по Сабине только усиливается. Я кладу руку на плечо Бастьена.

– Я поищу, чем перевязать ее руку.

Он одаривает меня благодарной улыбкой.

Я подхожу к полкам и перебираю припасы. Рулон чистой ткани оказывается спрятан за небольшим горшком с измельченными травами.

– Прости, что оставила тебя, – шепчет Жюли Бастьену.

Я принюхиваюсь к травам. Это тысячелистник. Он хорошо помогает при ранениях.

– Tu ne me manque pas. Je ne te manque pas.

Я застываю.

Даже сердце еле стучит в груди, пока я поворачиваюсь к ним.

Он держит Жюли за руку так же, как держал меня, когда говорил эти слова. Слова, которые когда-то говорил ему отец. Я думала, они так много значат для него, что он поделился этим только со мной.

Бастьен подносит костяшки пальцев Жюли к губам и целует их.

– Ты никогда не потеряешь меня, Жюли.

Мои колени невольно подгибаются. Нужно срочно куда-нибудь сесть.

Спотыкаясь, я иду в угол комнаты. И только потом понимаю, что оказалась рядом с известняковой плитой. В груди все сжимается, и я резко поворачиваюсь к столу, чтобы сесть за него. Положив полоски ткани и тысячелистник, я втягиваю в легкие воздух в надежде успокоиться.

Бастьен и Жюли продолжают болтать. Он смеется над какими-то ее словами, убирая волосы с ее лица. И тянущая боль сковывает меня.

Ты обманываешь себя, Аилесса. Он никогда не сможет полюбить тебя так же сильно, как любит ее.

Мне следовало привыкнуть ко второй роли. Даже мама всегда отдавала предпочтение Сабине, а не мне.

Марсель подходит и садится ко мне с легкой улыбкой на лице.

– Не верится, что мы снова собрались вместе, да? – говорит он, будто я стала частичкой их сплоченной семьи и они никогда не похищали меня. – Жаль, что нам с Жюли так и не удалось отыскать способ разорвать связь ваших душ. Но эти дни у нас прошли невероятно увлекательно.

– Да?

Я рассеянно листаю одну из его книг, стараясь не смотреть на Бастьена, где вместе с ним теперь смеется и Жюли.

– Мы отыскали в Довре множество новых и занятных убежищ. Однажды Бастьену почти удалось нас найти, поэтому мы с Жюли вернулись сюда. И провели здесь практически всю прошлую неделю.

– Умно, – отвечаю я.

Бастьен рассказывал мне, что еще в первые дни заглянул сюда, но, не обнаружив в комнате их вещей, больше не возвращался.

Марсель кивает, демонстрируя тем самым свой притупленный энтузиазм.

– А еще мы запаслись едой и даже черным порохом. Я даже сам делал кое-какие вылазки.

Я бросаю взгляд на двенадцать маленьких баночек с порохом, выставленных вдоль стены.

– Хотите вновь попытаться отправить маму в пропасть?