однажды Игн, к мысли о том, что типов крови не три, как тогда считалось, а больше. Типы крови различались количеством эритроцитов на 1 кв. метр, но уже догадывались, что типы крови зависят не от количества эритроцитов, а от их размера.

И однажды, констатируя очередной летальный исход после переливания крови, доктор Цобик в сердцах, бросил испачканное кровью полотенце рассерженно на стол, и грозно сказал всем:

— Все! Хватит! Мы в тупике. Хватит заниматься бессмысленным занятием и переливать кровь — ясно же, что проблема в другом. Только в чем?

Анри Миррано стал уточнять.

— Да, кровь не приживается, она быстро сворачивается и ничего не меняется!

Это был момент, когда Игн потерял всю веру в медицину и в её смысл. Домой он шел чернее тучи. У него не было даже желания пойти на собрание по изучению политической литературы. Нередко он посещал их. Они собирались на квартирах — нелегально. Там же он познакомился с интереснейшим человеком, он скрывался в Венгрии временно от преследования и был родом из России. Пообщавшись с ним близко, Игн поразился сильнейшему интеллекту этого человека и его памятью. Он держал в голове и мог моментально в нужный момент извлечь как доказательство любую выдержку, афоризм или ссылку из того огромного объема литературы, которую он за свою молодую жизнь успел прочитать. Легко переходил с одного языка на другой, ловил мысль собеседника и мог раньше его и точнее за него её закончить. Живой и шустрый, улыбчивый, но с такими внимательными, даже сказать, «въедливыми» глазами, он запоминался и сеял глубокие семена в головах, слушавших его или общавшихся с ним. Он рассказал, что за политические убеждения и выступление против царизма у него был в 1887 году в Шлиссельбургской крепости повешен родной брат.

Игн жил целеустремленно, всегда с внутренней борьбой в своей голове и сердце, но, как и у любого живого человека, приходили времена отчаяния, и он поддавался унынию. Медицине он отдавал первенство. И неудачи выбивали его из равновесия. Все чаще он стал пристращаться к спиртному, но, его независимый и своевольный ум понимал, что это худшее средство из возможных, ибо на утро становилось еще тяжелее, а проблема не уходила. Она только закрывалась ширмой на некоторое время. Но, Бог милостив. Этот этап жизни, у него прошел и в результате одного произошедшего события, он воскресил веру и в медицину и науку. И помог ему в этом все тот же доктор Цобик! Этот удивительный медик!

В больницу приняли женщину, у которой опухоль занимала всю левую половину живота, от подреберья до подвздошной кости. Что это была за опухоль, из какого органа она исходила? Ни расспрос больной, ни исследование её не давали на это никаких хоть сколь-нибудь ясных указаний. С совершенно одинаковой вероятностью можно было предположить кистому яичника, саркому забрюшинных желез, эхинокок селезенки, гидронефроз, рак поджелудочной железы.

Игн рылся во всевозможных руководствах и вот что находил в них:

— С гидронефрозом очень легко спутать эхинакок почки. Мы много раз видели также мягкие саркомотозные опухоли почек, относительно которых мы были уверены, что имели дело с гидронефрозом. Рак почки нередко принимался за брюшинные опухоли желез, опухоли яичника, селезенки, большие подпоясничные нарывы.

При кистах яичника встречаются очень неприятные диагностические ошибки… Дифференциальное распознавание кисты яичника от гидронефроза оказывается наиболее опасным подводным камнем, так как гидронефроз, если он велик, представляет при наружном исследовании совершенно такую же картину.

Клинические симптомы рака поджелудочной железы почти никогда не бывают настолько ясны, чтобы можно было поставить диагноз.

Рядом с женщиной сел Анри Миррано, а профессор Цобик, как всегда, ушел в себя, но все отлично знали, что он не пропустил из прочитанного ни одного слова. Игн констатировал свои записи и в заключении поставил диагноз — Предположительно гидронефроз — и машинально отошел в тень, словно боялся, что его разоблачат и раскритикуют в пух и прах.

Доктор Цобик посмотрел на Миррано. И тот выдвинул свое предположение. — Рак почки.

Цобик пошамкал губами. Он ничего не стал оспаривать, но напоследок решил провести свой допрос пациентки. И первым делом он предложил больной лечь на кушетку. Бедная женщина. Эта болезнь измотала её и её выражение лица говорило о том, что она не верит в то, что ей хоть кто-нибудь может помочь и уже единственное, чего по-настоящему она желала — скорой смерти. Зачем они её исследуют, зачем они её мучают? Дали бы какого яду, и она возблагодарила бы Деву Марию за это. Устало и очень медленно она побрела к кушетке. Анри Миррано помог ей улечься. А доктор Цобик стал очень легко и проворно трогать кончиками пальцев её огромную опухоль. И все время он задавал ей вопросы, которые выстраивались в последовательную цепочку логического рассуждения. Игн и Миррано стояли как заколдованные. Профессор обратил внимание на консистенцию опухоли. Она была рыхлой и уплотненной где-то уходя в глубину, туда, откуда она стала расти. Он попросил больную более громко подышать и следил за тем, смещается ли она при дыхании, находится ли в связи с маткою, и какое положение она занимает относительно нисходящей толстой кишки. И наконец профессор приступил к выводам.

— Женщина за последние 4,5 месяца потеряла 20 кг. в весе, то есть на лицо постоянная потеря веса, усиление нарастающей слабости, повышение давления, боль в области почки и при пальпировании создаются образования в области почки и наконец — кровь в моче и постоянная субфебриальная температура.

Игн в предвкушении результата аж рот раскрыл забывшись. Но, профессор опять не торопился. Он как на блюдечке преподносил им урок, как нужно не торопиться и медленно, и осторожно, как слепой, идущий по обрывистой горной тропинке, следовать этой цепочке тонкого исследования, нанизывая новое и новое звено. Он не оставил без внимания ни одного самого мелкого признака. Чтобы объяснить какой-нибудь ничтожный симптом, на который никто не обратил даже внимания, он ставил вверх дном весь огромный арсенал анатомии, физиологии и патологии, а сам шел навстречу всем противоречиям и неясностям и отходил от них, лишь добившись их объяснения. И в конце концов, когда, сопоставив добытые данные, профессор пришел к диагнозу «Рак-мозговик левой почки»

Игн с Миррано тяжело выдохнули. Это шло вразрез их диагнозу, но авторитет профессора слабо подвергался сомнению. И понятно было одно —