Шрифт:
Закладка:
Двухэтажное здание гостиницы находилось за низеньким деревянным выцветшим штакетником. Вход в здание был посередине под козырьком из коричневого гофрированного металла. Фасадная стена с двумя рядами балконов отделана бежевыми панелями. Торцы здания без отделки, кирпич потускнел, обветшал. В штакетнике – калитка, от нее дорожка к входу в гостиницу, вдоль дорожки рядок берез.
Справа от гостиницы – сосновый бор. Напротив – Дом творчества с разрушенным забором, бетонные столбы обнажили металлические прутья, сад запущен.
Василий вышел из машины, всмотрелся в гостиницу, по лицу пробежала тень напряжения. Приблизился к калитке, постоял, сжимая скулы, растерянно оглянулся и нерешительно выронил:
– Я здесь был.
– Уверен? – Петр распахнул дверцу машины.
– Не знаю. Мне кажется.
Пантарчук ступил на траву. Василий прошел через калитку к входу в гостиницу, открыл дверь и скрылся за нею. Шагнул по длинному коридору к комнате дежурного администратора. За столом – взбитая женщина средних лет с обыкновенным лицом и неяркой улыбкой. На столе журнал, авторучка, стопка бланков. Василий возник перед нею и огорошил неожиданным вопросом:
– Вы узнаете меня?
Она посмотрела с недоумением. В голове прокрутились лица постояльцев последних месяцев. Разные были: и молодые, и старые, и худые и щекастые, с прическами и без, колоритные и блеклые, но этого лица не припоминала. На всякий случай спросила:
– А я должна вас узнать?
Василий озадаченно пожал плечами:
– Не знаю. Но я вспомнил вашу гостиницу.
– И что с того? – не постигала женщина.
– Вспомнил. Понимаете? – с непонятной для администратора радостью повторил Василий.
– Нет, – покрутила головой женщина и спросила. – Вы будете заказывать номер?
– Буду! – воскликнул Василий.
Администратор потянулась к журналу и потом посоветовала:
– Завтра утром придет моя сменщица. Спросите у нее, возможно, она вас видела.
Василий улыбнулся: надежда оставалась. В коридоре послышались грузные шаги Пантарчука, и Василий отодвинулся от стола администратора. Петр появился в дверном проеме. Повел плечами, словно раздвинул тесное пространство. И администратор сразу подобралась, приветливо приподнимаясь со стула. Затем быстро оформила три номера на втором этаже. Для Пантарчука, Василия и водителя с охранником. Забирая ключи, Петр поинтересовался, где в городе лучший ресторан.
– В старом городе, – подобострастно сказала дежурная, поправила воротничок голубенькой кофточки и задвигала руками по столу, – называется «Старая мукомольня».
– Что-то все у вас старое, – басовито усмехнулся Пантарчук, – город старый, мукомольня старая и хозяин мукомольни, вероятно, дед древний.
Дежурная засмеялась приглушенно и коротко:
– Это уж кому как. По мне, так в самом соку, а для молодых – не первой свежести. Такой же внушительный, как вы.
Барнавски Ольгерд Никодимович. А вы, я вижу, первый раз в нашем городе? – Поднялась из-за стола. – Посетите исторический музей. Я всем советую. Никто не пожалел.
– Стало быть, хозяин под стать мне? – прищурился Пантарчук. – Тогда все должно быть в ажуре, – густо хохотнул, – голодными не останемся.
Посмотрев номера, они отправились в ресторан поужинать.
Ресторан был утоплен в глубину улицы между двумя кирпичными торговыми зданиями. Одно большое трехэтажное, второе меньше, в два этажа. Между ними притулилась маленькая асфальтовая парковочная площадка.
Вход в ресторан находился со стороны двора. Двор был обустроенный: фонтан, крытые беседки со скамьями и столиками, декоративные кусты и деревья. Справа от главного входа в ресторан – дверь в сауну с бассейном, слева – дверь в зал для больших компаний.
Пантарчук неопределенно хмыкнул и шагнул к центральной двери. Войдя в зал, окинул его профессиональным взглядом и снова неопределенно хмыкнул. Глянул на свободные столики, но выбрать не успел, его опередил Василий. Из-за спины Петра он показал на один из столиков и двинулся к нему. Петр промолчал.
Глава двадцать седьмая
Властелин Игалус
Преисподняя. Зал Темных Торжеств, отделанный сверкающим золотом: ломаные стены, гладкого камня полы, витые лестницы, крученые колонны, высокие многоярусные потолки, изливающие свет, а в центре – возвышение с золотым троном Властелина. На троне в черно-золотой одежде восседает Игалус. Прондопул покорно на коленях стоит перед ним. Черная длинная одежда скрывает его полностью, только склоненная голова с густыми волосами торчит над нею. Голос Властелина пригибает Прондопула все ниже:
– Я вижу, ты понял причину своих неудач, архидемон. Слишком увлекся его мозгом, но мне не нужен мозг, мне нужен его дух. Обращенный ко мне таинством своего происхождения пускай послужит мне. Сей семена и собирай плоды! С тобой дух Лысой горы. Исправь ошибки и открой новое начало. Но помни, провалишь поручение, на многие тысячелетия облачишься в тесные шкуры слуг преисподней.
Глава двадцать восьмая
Зависть
Тяготение к Марии Магдалине точило Иуду Иш-Кериййота. Он смотрел на Йешуа с завистью, был молчалив и не весел. Прошло время после исчезновения Иоанны, он быстро забыл о ней, и никто не вспоминал, только Йешуа иногда странно смотрел, словно упрекал в чем-то, словно знал про него все, и это терзало душу Иуды.
Во второй половине дня неподалеку от пыльной дороги под фиговым деревом Йешуа со спутниками устроил короткий привал. Перекусили и отдыхали, разлегшись на траве в прохладной тени.
Лишь Иуда нетерпеливо топтался, нарезая круги. Не прятался в тень, жмурился от солнца, украдкой выхватывая глазами фигуру Марии около Йешуа. Играл желваками и часто дышал, словно ему не терпелось отправиться снова в путь.
Мария сидела, прикрыв веки. Подтянув колени, оперлась на них подбородком. Покрывало на голове скрыло часть лица. Она чутко встрепенулась, когда Йешуа повернулся к Иуде и произнес:
– Не суетись, Иуда. Не мешай остальным отдыхать. У тебя крепкие мускулы, ты можешь без отдыха идти целый день, но не всем это по силам.
– Зачем тебе слабые спутники, Йешуа? – с неприятием отозвался тот, продолжая двигаться. – Кто не может идти, пускай остается где сидит. – Иуда нервозно потрепал пальцами одежду и пошел вокруг дерева.
– Не всегда мускулы сильнее духа, – сказал Йешуа, пристально посмотрев на него.
Окружающие недовольно загудели на Иуду. Иаков и Иоанн, сыны Заведеевы, были явно раздражены его словами; Симон Петр, Фаддей и Варнава смотрели исподлобья; Андрей, Варфоломей и Филипп неприязненно отвернулись. А Фома, Матфей и другие с женщинами остались безучастными, расслабившись под тенью дерева.
Мария сняла с головы покрывало и с укором заметила:
– Ты изменился, Иуда.
– Возможно, – согласился тот и равнодушно пожал плечами. – Но кто из