— Будешь?

У Влада, теряющего рассудок от жары, в горле случился спазм. Он с трудом удержался от ожидаемой реакции желудка. Только и смог отрицательно покачать головой и закатить глаза.

— Стакан есть? — продолжал попутчик.

Влад опять помотал головой.

Что случилось потом, и как ему удалось справиться с бунтующим желудком, видится ему, как в тумане.

Мужичек покопался в корзинке спинки впереди стоящего сиденья, вытащил оттуда смятый картонный стаканчик от мороженного, плеснул туда грамм 100 почти кипящей водки, почему — то поболтал напиток, и выпил мутную жидкость маленькими глотками. Потом откинулся назад и прикрыл глаза.

Если бы Владу угрожали расстрелом, он не смог бы повторить этот трюк!

И тут экипаж с шутками вернулся в кабину. Грузчики закинули в багажное отделение несколько тюков с почтой. Взлетели. На два с половиной часа позже расписания. Самолет набрал высоту в триста метров и, как положено, включилась вентиляция. Холодные струи ворвались в перегретый салон. В воздухе сразу повис туман, как в парилке. Пассажиры начали возвращаться с «того света". Стали оглядываться вокруг. Дамы, опомнившись, спешили прикрыть наготу. Послышались шутки, смех. Пронесло…

* * *

Да что тогда значила задержка на два — три часа? Ничего! Это и задержкой не считалось. А при полетах на Крайний Север улететь по расписанию было редкой удачей. В Норильске был даже отдельный телефонный номер, где в режиме нон — стоп шла информация о задержках рейсов. Прилетающих и вылетающих. Чаще всего задержки были: "по погодным условиям аэропорта «Алыкель», из-за позднего прибытия самолета" (предыдущие задержки меняли всё расписание), а в годы перестройки даже "из — за отсутствия топлива". Сколько же пришлось сидеть в разных аэропортах в ожидании долгожданного объявления: "Пассажиров рейса №… просят пройти на посадку в самолет". Да и взлетев, ни кто не был уверен, что приземлится в месте назначения. Частенько командир корабля делал печальное сообщение: "В виду невозможности посадки в порту назначения (Боковой ветер, туман, обледенение полосы…) мы вынуждены уйти на запасной аэродром…

Сколько их было, этих запасных!

* * *

1969 год. Влад с Ниной возвращаются из своего первого отпуска. Сентябрь. Вокруг Внуково начинают желтеть березки. Стоит бабье лето. А весь аэровокзал забит пассажирами северных рейсов. Север — от Тикси до Анадыря не принимает. Пурга, низкая облачность. Все сидения в зале ожидания давно заняты. На ночь несколько сотен людей разного возраста и пола располагаются кто где. На чемоданах, на сложенных картонных коробках, а кто и просто на газетке, подстелив плащ или куртку. Через пару дней вокруг Влада образовалась компания таких же молодых норильчан. Здесь были знакомые, знакомые знакомых, а то и просто попутчики с их рейса. Все летели из отпусков. А, значит, средства были на исходе. Тогда ходил такой анекдот про норильчанина:

Едет в отпуск. На вокзале спрашивает местного зычным голосом;

— Братан, где ресторан!?

На обратном пути. Тихо:

— Браток, где кипяток?

Выворачивали карманы. Складывались в общак. Покупали самое необходимое — булку, кефир. На третий день выцыганили две кровати в гостинице для летных экипажей. В женской комнате на восемь коек. Девушки спали по очереди на кроватях. Мужчины нелегально — под кроватями. Всё же намного лучше, чем на гранитном полу в аэровокзале. Улетели на шестые сутки.

Влад стал вспоминать, куда заруливали их самолеты из-за нелетной погоды.

Вспомнил Сыктывкар, Новый Уренгой, Тикси, Хатангу, Игарку…

* * *

Самыми колоритными, пожалуй, были три дня в Подкаменной Тунгуске… Какой же это был год? Зима. Январь. Он тогда работал начальником Производственно — технического отдела… Наверное, 1974 й. Влад с главным инженером и работницей Отдела труда и заработной платы возвращались из родного треста в Ангарске. Из Красноярска вылетели по расписанию и уже чувствовали себя дома. Ну а дальше, как всегда. Будничный голос командира. Норильск не принимает. Садимся в Подкаменной Тунгуске.

150 человек из Тушки (ТУ-154) сразу заполнили крохотный зальчик деревянного аэровокзала. Влад выскочил наружу и увидел метрах в ста здание диспетчерской, тоже деревянное, но в два этажа и с башней управления. Как он знал по опыту, на втором этаже должны быть комнаты для отдыха экипажей.

— Александр Николаевич, — обратился он к главному инженеру. — Посидите здесь с Валентиной, а я сбегаю в диспетчерскую. Может быть, нам койки выпрошу.

— Да зачем! — главный не вник в обстановку. — Скоро полетим.

— А если застрянем? Да сейчас еще следующие рейсы подвалят. Что тут будет, в этой конуре!?

Влад схватил паспорта попутчиков и пошел по узкой тропке среди глубокого, белейшего снега. Оказалось, что не зря. Дежурная дала ему два места в мужскую спальню и одно в женскую. Взяла за первые сутки по 70 копеек и объяснила где удобства. Туалет на дворе, умывальник на коридоре. Только вода в кранах часто перемерзает. Мыться удобнее из ведра.

В «номерах» стояла дикая холодина. Батареи чуть теплились. Температура по законам физики распределялась по высоте помещения. На полу был твердый минус. На уровне кровати около нуля. Если встать во весь рост, то на некоторое время можно было снять ушанку. Но это были "королевские покои" по сравнению с хибарой аэровокзала. Как Влад и предполагал с неба свалились еще две полные «Тушки». В зале можно было только стоять! Как в газовой камере.

Скоро улететь не получилось. Зато как спалось на "свежем воздухе"! В одежде, шубе, ботинках и в ушанке с завязанными под подбородком ушами. Утром, промыв глаза речной водой из ведра и сбегав в бревенчатый сортир, командированные чинно шли завтракать. При аэропорте была небольшая столовая. В связи со стихийным бедствием — свалившимся с небес четырем с лишним сотням голодных пассажиров — местные власти подвозили в столовую на тракторах с прицепом всё новую и новую еду. Всё "с колес" шло в котлы и на столы. Запускали по 32 человека — столько было мест за столами. Давали десять минут на завтрак и двадцать на обед. Потом кормили следующую смену.

После завтрака группа не спеша совершала пешую прогулку. Ходили в здешний центр цивилизации — поселок Бор. Село дворов на сто располагалось прямо напротив стрелки, где Подкаменная Тунгуска (Шишков в своей знаменитой книжке называл ее Угрюм — Река) впадала в Енисей. Дорога от аэропорта шла через тайгу. При морозах за сорок, стояла тишь. На лапах сосен лежали шапки снега. Такого чистого, пушистого, искрящегося на солнце, снега Влад не видел больше нигде. Иногда какой — ни будь сугроб, вдруг начинал шевелиться, и из него рывком выпрыгивала местная лайка и начинала отряхиваться, как