Александру Ивановичу хотелось закинуть руки на голову и по своей привычке пройтись по комнате, но перед глазами металась злая, взъерошенная фигура Ивана. Чтобы удержаться, Александр Иванович обеими руками ухватился за подоконник.

— О каком пределе речь? — сурово спросил он. — Чему предел? — повысил он голос. — Революционному напору масс?

Иван остановился, пригвожденный к месту взглядом сузившихся глаз.

— Железной воле, выдержке, мудрости партии? Отвечай! О каком пределе речь?

Иван не выдержал, опустил голову.

— Слюнтяй! — презрительно бросил Александр Иванович. — Нет такого предела! Слышишь, нет и никогда не будет!

Он тяжело дышал. На лбу выступил пот. Сердце билось неровно, сдавленно. Кололо в груди. Он высунулся в окно. Ветра не было. Кусты акации стояли неподвижно. По листьям шелестел мелкий дождь. Пахло мокрой крапивой. На углу гулко хлопнула калитка. Александр Иванович оглянулся. Ивана в комнате не было.

Глава шестая

Бесприданница

1

Поднимаясь по лестнице в лабораторию, Марина в открытую дверь увидела, что в зале, где Алексей Миронов собирался устраивать спектакли, сидит много народу. Заинтересованная, она вошла и устроилась в уголке, где нашлось свободное место. Марине была видна половина стола, покрытого красным сукном, и склонившаяся над бумагой голова Алексея.

С того дня, как Марина пришла в книжную лавку, ее не покидало чувство острого любопытства ко всему происходящему. Она вела себя так, будто находилась в чужой стране и хотела как можно больше узнать об этой стране.

Марина уселась поудобнее. Пожалуй, Мадлен будет сердиться, она не любит, если приходишь на работу не вовремя. Нужно совсем немножко послушать и идти. В зале стало тихо. К столу подошел Александр Иванович. Лицо у него усталое, с темными мешками под глазами. Он показался Марине очень старым. Миронов подвинул ему стул. Александр Иванович обошел его и оперся кулаком о стол. В Марине председатель Делового совета вызывал чувство почтительного страха и уважения. Но, к ее удивлению, он не стал говорить речь. Называя собравшихся «товарищи делегаты», он тихо, иногда кашляя, сообщил о том, сколько поступило денег в заводскую кассу, и предложил решить, куда их употребить: на выдачу заработка или на сырье, которое отгружено Тагильским заводом и за которое нужно платить. Без сырья завод работать не может. Придется еще больше сокращать производство, а может, и вовсе останавливать печи. Когда Александр Иванович сказал, что денег хватит, чтобы расплатиться с рабочими, кто-то крикнул:

— Давно пора!

Марина сердито оглядела зал, отыскивая глазами крикнувшего. Но тут же она, смутившись, опустила глаза. Ей стало стыдно. Она вдруг всем своим существом почувствовала, как трудно измученным нуждой и работой людям решить этот, по ее мнению, совсем простой вопрос.

— Одно из двух, — громко сказал Александр Иванович. — Сырье или жалованье?

Он сел и прикрыл глаза. Стало очень тихо. На противоположном конце скамейки, на которой сидела Марина, тоненько пискнул ребенок и сразу смолк.

— Высказывайтесь, товарищи, — предложил Миронов.

Женщина с ребенком встала и начала пробираться к столу. Марина напряженно глядела ей вслед. Женщина остановилась в трех шагах от председателя и стояла молча, подавшись вперед и покачивая ребенка. Испитое лицо ее было бледно. Тимофей Реудов, сидевший на передней скамейке, негромко спросил:

— Ты чего, Катерина?

— Дите плачет.

— Чего же ты его тащишь с собой?

— А куда же мне его деть?

Влажно блестели ее опущенные ресницы. Потом слезы часто закапали на серенькое детское одеяльце. Она еще ниже наклонила голову.

— Мужа вчера привезли, — сказала она, глотая слезы. — Ногу ему оторвало пушкой. Лежит без кровинки. — Она говорила как в бреду, не отрывая взгляда от детского личика. — Что ж я стану делать с ними без денег? Чем кормить-то их буду-у?

Марина украдкой вытерла глаза. Сидевший впереди нее широколицый лохматый парень оглянулся и, подмигнув, ткнул себе за плечо большим пальцем. Марина оглянулась. К столу шел Арнольд Борисович Зудов. Он спешил. Впалые щеки порозовели. Он остановился сразу, как будто наткнулся на препятствие, и вскинул голову. Острая бородка встала торчком.

Марина глубоко вздохнула, поставила локоть на колено и подперла кулачком голову. Ее взволнованно-торжественное настроение было нарушено, как только Зудов начал говорить. Зудова она встречала и на заводе, и в Деловом совете и никак не могла отделаться от чувства неприязни к этому человеку. Он ей казался ненастоящим, лишним среди этих людей. Она не слушала, что он говорит. Она нарочно не хотела слушать. Своим голосом он разбивал мечты, возвращая в старое, воспоминание о котором она глушила в себе всеми силами. Она недовольно отвернулась и стала глядеть в открытое окно. Под крышей дрались воробьи. Сухая веточка глухо стукнулась о подоконник. Ветер хлестнул в окно горьким дымом. Марина прикрыла рот платком и сдержанно кашлянула.

Лохматый парень повернулся и сказал доверительно, как старой знакомой:

— Видала, куда загнул?

— Это поведет к усилению недовольства, — говорил Зудов. — Монтажники отказываются работать. Они протестуют. Дело пахнет забастовкой. Они здесь. Мы можем услышать их голос. Бригадир Норкин?

Лохматый парень встал и переступил с ноги на ногу.

— Вы слушали все. Верно ли было передано настроение рабочих?

Норкин вынул из кармана отвертку и стал старательно вбивать ее ладонью в сжатый кулак.

— Верно, я вас спрашиваю? — крикнул Зудов.

Головы сидящих стали поворачиваться в сторону бригадира. Марина съежилась. Ей казалось, что сейчас ее увидят и прогонят.

— Верно-то верно, — сказал Норкин басом. — Только ведь, Арнольд Борисыч, кто же знал, что так обернется дело. Вы-то говорили, что деньги есть, только не хотят давать.

— Позвольте…

Но говорить Зудову больше не позволили. Поднялся шум. Марина, не сдержавшись, тоже крикнула что-то протестующее. Она не помнила даже что. Миронову с трудом удалось восстановить порядок.

— Голосуйте, товарищи, — крикнул он.

В зале переглядывались. Передние оборачивались назад, задние глядели на передних. Катерина прижала к груди ребенка и медленно подняла освободившуюся руку с узкой ладонью. Разорванный рукав кофточки сполз ей на плечо. Марина оглядела зал. Выше всех маячила рука бригадира Норкина с зажатой в кулаке отверткой. Марина поколебалась немного и нерешительно, словно боясь, что ее одернут, подняла руку.

Тимофей Реудов встал и два раза оглушительно хлопнул в ладоши. Воробьи за окном испуганно шарахнулись в стороны. Вслед за Реудовым поднялись остальные. Несколько голосов запели «Интернационал», к ним присоединился весь зал. Пели старательно, с суровыми лицами. Грубые голоса покрывал чей-то молодой, сильный и очень знакомый голос. Марина вдруг сообразила, что это ее голос.

2

Марина подолгу не встречалась с отцом. Жила