Ничего в ней не было от Жени: ни хрупкости, ни ярких, южных красок, ни грации. Светлые прямые волосы, светлые брови, в сложении чувствуется крепкая кость. Лицо широкоскулое, подбородок упрямо выдается.

Только глаза были материнские, синие, как море в полный штиль, в окружении пушистых ресниц.

–Лида, это отец пришел,– будничным тоном проговорила Женя.– Помнишь его?

Лида покачала головой, улыбка сбежала с ее губ.

–Ты ведь говорила…– начала она, растерянно глядя на мать.

–Я говорила, что он уехал в Германию,– спокойно подтвердила та.– Это неправда. Никуда он не уезжал, жил все это время в Москве, только далеко от нас, в другом районе.

На лице Лиды отразилось недоумение.

–Я… не совсем понимаю…

–Садись,– перебила ее Женя,– поешь вместе с нами. Суп тебе налить?

–Налей.– Девушка послушно подошла к столу, уселась поближе к матери. Воцарилась напряженная тишина.

Алексей не мог поверить своим глазам: как же она похожа на него, отражение в зеркале, да и только!

–Так и будем молчать?– поинтересовалась Женя, хлопоча у плиты.

–А что я?– Лида невозмутимо пожала плечами.– Пусть он говорит.– От ее приветливости и улыбчивости не осталось ни следа, лицо стало холодным и непроницаемым, губы плотно сжались.

–Слышал?– Женя обернулась к Алексею.– Характер у нее твой, как, впрочем, и все остальное.

Он кивнул, не отрывая взгляда от Лиды. Та тоже глядела на него, пристально, в упор, чуть прищурившись.

–Хочешь спросить, где я был, почему ни разу не пришел?– обратился к ней Алексей.

–Что-то в этом роде.– В ее тоне отчетливо слышалась язвительность.

–Дело в том, что я… что мы с твоей мамой… сильно поссорились. Точнее, я обидел ее. Здорово обидел, так, что она не захотела меня простить, и была совершенно права. Я ушел и больше не возвращался – знал, что очень виноват и мама не желает меня видеть. Так вот и жил, Лида, скучал по вам обеим, но сделать ничего не мог.

–А теперь что изменилось?– сухо поинтересовалась та.

–Ничего,– Алексей улыбнулся,– просто прошло слишком много времени.

–Печальная история.– Она усмехнулась и покачала головой.

–Напрасно смеешься.– Женя поставила перед ней тарелку супа.– Если уж говорить начистоту, все было несколько иначе.

–Что ты имеешь в виду?– Лида покосилась на мать с удивлением.

–Когда-нибудь я расскажу тебе, но не сейчас.

–Почему? Считаешь, я не доросла до правды? По-твоему, лучше кормить меня баснями, вроде той, что я услышала?

–Это не басня,– спокойно проговорил Алексей.– Это и есть правда. Может быть, не полная, но суть, по крайней мере, именно в том и заключается.

–В чем?– Лида повернула к нему разгоряченное лицо.– Вы поссорились, и ты не появлялся больше десяти лет? Жил в каком-нибудь часе езды и ни разу не навестил меня. Не платил алименты, не присылал подарки – мать корячилась, чтобы поставить меня на ноги, вкалывала по двенадцать часов в сутки. А теперь, значит, прошло много времени? Можно объявиться и думать, что я наделаю в штаны от счастья!

–Ты бы помолчала,– неуверенно посоветовала Женя.

–Ты только что упрекала меня, что я молчу. И вообще, хватит!– Лида вскочила, так и не притронувшись к супу.– Я совсем забыла, меня Сашка ждет к пяти возле метро. Так что, гуд бай, май френдс.

–Лида, подожди.– Алексей потянулся, чтобы взять ее за руку, но она отпрянула в сторону и, выбежав из кухни, громко хлопнула дверью.

Он беспомощно оглянулся на Женю. Та с невозмутимым видом переворачивала котлеты на сковородке.

–А ты хотел чего-то другого?– Она отложила нож и скрестила руки на груди.– У нее тяжелый нрав, мы часто ссоримся. А еще она – максималистка, точь-в-точь как ее отец.– Женя едва заметно улыбнулась, чуть приподняв кончики губ. Тон ее стал мягче, участливее.– Пойми, Алеша, ты не можешь сейчас войти в ее жизнь. Она давно смирилась с тем, что растет без отца, ей надо долго объяснять, что к чему. Возможно, теперь я попробую сделать это, а раньше было никак нельзя. Не могла же я рассказать ей…

–Конечно, не могла,– поспешно произнес Алексей.– Ты все сделала правильно, и я… я восхищаюсь тобой.

–Перестань.– Она улыбнулась шире.– Я люблю ее, Лидка для меня – главное в жизни, больше ничего нет. Я… постараюсь убедить ее в том, что она не права относительно тебя.

–Она права.

–Нет.– Женя покачала головой.– Ты ведь не подлец, Алеша, просто больной, запутавшийся человек. Хороший человек… для меня, по крайней мере.– Она замолчала и отвернулась к окну.

Повисла неловкая пауза.

–Ладно, я пойду.– Алексей встал.– Прости, что потревожил.

–Ничего,– глуховатым голосом произнесла Женя.– Ты… заходи как-нибудь. Только трезвый. Учти, пьяного я тебя на порог не пущу.

–Хорошо.

Она вышла вместе с ним в прихожую, постояла, дожидаясь, пока он оденется.

–Ну все, пока.– Алексей открыл дверь.

–Подожди.– Женя быстро приблизилась, обняла его и поцеловала в щеку.– Береги себя, хоть немного. Я прошу.

Она опустила ресницы. На какое-то мгновение ее лицо разгладилось, стало мягче и моложе, четче обрисовалась линия скул. Алексею показалось, что он видит перед собою прежнюю Женю, юную и обольстительную, ту, перед которой не мог устоять ни один мужчина.

В следующую секунду она овладела собой, вновь стала спокойной и холодно-сдержанной.

–Теперь иди.

Дверь захлопнулась, Алексей остался один на лестничной площадке. Он постоял немного и стал медленно спускаться.

Его не покидало странное ощущение, будто все, что сейчас произошло с ним, было всего лишь сном. Во сне он видел Женю, новую, неузнаваемую, с морщинами и потускневшим взглядом, во сне спорил с ней, пытаясь доказать свою правоту и при этом чувствуя себя отчаянно виноватым, во сне разговаривал с дочерью, похожей на него как две капли воды и тем не менее совершенно чужой…

Алексей вышел из подъезда на улицу и побрел к метро. Ноги двигались с трудом, словно общение с Женей его самого превратило в старика.

Что же такое он натворил? Сломал жизнь любимой женщине, преждевременно состарил ее, осиротил ребенка, самого себя обокрал, точно вор.

И Настю потерял навсегда.

Это замкнутый круг, из которого не выбраться. Они смотрят на него одинаково устало и безнадежно, говорят одни и те же слова: «Любимый, без тебя плохо, а с тобой невозможно».

Так стоит ли вообще небо коптить, если всем от него одни лишь страдания?

Алексей даже остановился, пораженный пришедшей в голову мыслью. Раньше он никогда не думал об этом, жил себе и жил, если становилось совсем уж невмоготу, напивался до чертей и заваливался спать.