После четырех сессий в техникуме и успешной зимней сессии в институте, я не сомневался, что в институте у меня будут только пятерки. Пришел с экзамена в общагу, лег на кровать и, как при объявлении о возможных жертвах голода прошедшей зимой, пустил слезу. В дальнейшем я еще получал тройки, но слез уже не было, а диплом получил с отличием.

Летние каникулы в совхозе

На летние каникулы поехал в совхоз. В институте опять была организована продажа билетов, и опять в вагон набилось студентов сверх всех расчетных норм и все-таки мы еще везли в нашем купе девчонку без билета. При появлении контролера, она ложилась на третью полку, а мы ее заставляли сумками и чемоданчиками.

В молодости, а в студенчестве особенно, удивительно быстро комплектуются компании. Поезд был до Ростова, и в нашем вагоне скучковалась компания человек 10 из тех, кому надо было через Тихорецкую ехать дальше на восток. Этим шумными молодыми потоками железнодорожники как-то управляли, плотно набивая ими емкости на колесах, а нам-то и надо было только ехать. Ехать и все. Объявили время, когда отправят всех без исключения, и нам не надо было околачиваться на вокзале, создавая там толчею.

Организованная отправка должна было состояться вечером следующего дня. Для ночевки нашли в городском саду площадку с травкой среди кустов и на этой травке переспали. Утром пошли бродить по городу. Восхитились чистотой центральных проспектов – им. Будёнова и им. Ворошилова. У каждого столба, у дверей каждого посещаемого места стояли урны, и бросить окурок и всякий другой мелкий мусор на тротуар было просто неудобно.

В Грозном, конечно, прибежал в родное техникумовское общежитие. В техникуме тоже каникулы, но многих и застал – встречи были самые теплые. С Василием сходили в фотоателье. На фото Василий в профиль, чтобы не демонстрировать уничтоженный фронтом глаз.

Зимой в совхоз не ездил, а летние каникулы большей частью проводил в совхозе. Там мы от первого до последнего дня в основном купались на Тереке. До реки с километр, у реки плоский берег, на котором раньше был абрикосовый сад. Совхоз на высоком берегу – метров 200 над рекой. Берег реки у совхоза голый, обрывистый. Мы ныряли, валялись, плавали на другой берег, заросший камышом. К обеду шли домой, обедали и валялись на полу в прохладной комнате. Вечером в клубе устраивали танцы. Спали на сарае. Однажды проснулись, почувствовав взгляд фаланги. Фаланга сидела на плече спящего. Кусаться она не стала, а, почувствовав движение, прыжком скрылась в соломе, на которой мы спали. Укус фаланги очень болезненный, но редко бывает смертельным, а вот укус тарантула бывает смертелен, но он среди людей не живет. Нам было интересно, как поведут себя «пауки в банке». Мы посадили в полулитровую банку фалангу и тарантула. Они сидели по разным сторонам банки, и вели себя не «как пауки в банке». Стали их подталкивать палочками друг к другу. Для них это было сигналом: «на меня нападают». Тарантул угрожающе поднял лапку, а фаланга бросилась и своими громадными клешнями откусила ее. Это происходило при каждом подталкивании, пока тарантул не остался без ног. Это была оборона, сами они, в отличие от людей, не спровоцированной агрессии не проявляли.

В какие-то из каникул, мы, разнообразя отдых, сходили с ночевкой на Терский хребет, который был от нас в семи километрах, чтобы посмотреть, что собой представляет этот хребет. Лес по склону хребта только со стороны Терека. И там, в полосе шириной несколько километров, в 93-м и в 96-м воевали. Вот уже более полутора сотен лет мы стараемся покорить «Мцыри». Нет, не поработить, а приручить их быть нашими друзьями. А они все эти полторы сотни лет «схватив рогатый сук» сражаются с хищником.

Ну что они сопротивляются, мы же не виноваты, что нам хочется Владеть Кавказом, ведь, не для того же мы покорили черкесов, чтобы носить черкески. Ну, хочется нам собственные снежные горы иметь, хочется землицы кавказской.

В совхозе сложилась хорошая компания, с которой мы купались, танцевали и иногда устраивали под несколькими деревьями, оставшимися от абрикосового сада, пикники с легким виноградным вином. В самом совхозе тогда совхозники винограда не выращивали.

Несколько раз Макар Семенович позволял мне взять лошадь в конюшне и покататься верхом – разумеется, в седле. Иногда он разрешал нам с Валиком по совхозным полевым дорогам вести машину, на которой он объезжал поля.

В город он теперь ездил не на лошадях, а на «Москвиче», который выделили на совхоз. Дорога от Грозного до Червленой была спрофилирована, но без твердого покрытия, так что в сырую погоду езда по ней была искусством. Шофер сам выбирал, где ехать по дороге, выбирая колею, а где, следом за другими, объехать непреодолимые рытвины по утрамбованному участку поля.

Домашнее хозяйство вели тетя Люся и бабушка – весь день у плиты, чтобы накормить 8 человек. Естественно, что уход за огородом в поле и около дома был нашей обязанностью. В конце дня в хозяйственные работы включалась мама. Как эта фотография контрастна в сравнении с ее логойской фотокарточкой, а лиса эта для украшения молодой женщины была куплена еще до войны. Как-то мне мама вспомнила о своей радости трикотажному платью, которое я привез ей в первый отпуск после окончания института. Я не помню, сообразил ли я как-либо отметить свой второй приезд, кроме подарка в виде собственной персоны. Через 50 лет мне стало стыдно.

В хозяйстве были утки, куры, гуси. Была и корова. Однажды эта корова чем-то объелась, и ее стало «пучить». Чтобы вышли газы, стали гонять ее бегом, бегом, а потом вставили в анальное отверстие бутылку без дна и выпустили газы. Спасли корову. Телят выращивали до полуторагодовалого возраста и потом молились, чтобы мясо на базаре в Грозном было подороже, чтобы можно было справить одежду детям директора совхоза, который обладал правом, т. е. был хозяином, и был обязан организовывать работу сотен рабочих на 10 000 гектаров! Имение как у Троекурова, а достаток… теоретически выше, чем у совхозного рабочего. Для себя Макар Семенович, когда забивали скотину для совхозной столовой, мог выписать немного мяса по себестоимости, но только на еду. Для продажи – ни, ни. И дворец его из четырех комнат располагался в бараке. И кукурузу для своей живности растил в поле на выделенном совхозом участке. Нашей обязанностью во время каникул в совхозе была прополка этого участка. Такие участки выделялись для всех рабочих. Такие вот были «красные помещики» в Советское время. В наследство детям он мог оставить только почетные грамоты.

Сам выбрал – и в трущобе рай

Вернувшись после каникул в институт, узнали, что «Главный корпус», в котором мы жили на первом курсе, восстанавливается как учебный, а нам предлагается поселяться на частных квартирах, снятых для нас институтом. Полтавские ребята из предложенных институтом вариантов выбрали домик на Журавлевке, рядом с институтом, а так как там было семь мест, а их было шестеро, то они пригласили и меня в свою компанию. Я ничего не выбирал, ребята мне нравились, среди них был мастер, наладивший музыку и танцы для нашей большой комнаты, и я согласился. Но, жили мы в этом домике не долго. Я не помню, что и кому там не понравилось; и вот они, и я за компанию, переселились за речку в комнату, где размещалось всего четыре кровати – две вплотную друг к другу и к ним в торец еще две. Вдоль кроватей, между ними и стеной оставался примерно метровый проход. С одного конца этого прохода было окошко, а с другого дверь. У окошка небольшой столик. Комната на втором этаже, общий для всего двора туалет в одну ячейку во дворе. Во дворе же и одна на всех водопроводная колонка.

Ни одной администрации мира даже в голову не могла бы прийти мысль предложить кому-либо такой вариант поселения. Как никто никогда не согласился бы на такой вариант, а вот сами – пожалуйста. Не говоря уж о том, что негде заниматься, так ведь даже спать негде. Странна человеческая