Шрифт:
Закладка:
В середине следующего месяца личное знакомство Достоевского с издателем журнала уже не вызывает сомнений. 16 ноября писатель сообщает брату: «На днях Краевский, услышав, что я без денег, упросил меня покорнейше взять у него 500 руб. взаймы. Я думаю, что я ему продам лист за 200 руб. ассигнациями». Итак, аванс за еще недописанного «Двойника» уже получен.
Но пока Краевский навряд ли представляет сколько-нибудь конкретно, что за произведение он стремится заполучить в свой журнал. Работа над «Голядкиным» (как именует в это время свою повесть Достоевский) была еще в середине. Однако издатель «Отечественных записок» исключительно чуток к чужим мнениям, и восторженные отзывы Белинского и его окружения о «Бедных людях» заставляют его рискнуть немалыми деньгами. Впрочем, он не намерен «покупать кота в мешке» и предпринимает серьезные усилия, чтобы самому познакомиться с первым романом Достоевского еще до его публикации в «Петербургском сборнике». Есть данные, что во второй половине ноября 1845 г. Краевскому, благодаря его литературным связям, удается раздобыть корректуры печатающихся «Бедных людей». Больше того, он буквально на одну ночь дает их для прочтения другим столичным литераторам (например, князю В. Ф. Одоевскому) с категорическим требованием, чтобы наутро корректуры были возвращены к нему на квартиру[508]. Так дом генеральши Александровой на Невском проспекте (наряду с домом купца Лопатина на углу набережной Фонтанки) становится одним из центров, где литературный Петербург знакомится с еще не напечатанным первым романом Достоевского.
А что же «Двойник»? Еще до завершения повести писатель начинает читать ее первые главы в литературных кружках. Одно из таких чтений состоялось 3 декабря 1845 г. на вечере у В. Г. Белинского. Среди присутствовавших на чтении, как уже сказано, был и И. С. Тургенев. Достоевский читал самое начало «Двойника» (три или четыре главы). Позднее, в 1870-е гг., он вспоминал этот вечер в «Дневнике писателя»: «Иван Сергеевич Тургенев, прослушав лишь половину того, что я прочел, похвалил и уехал, очень куда-то спешил…» Но и первых глав «Двойника» в чтении автора было достаточно Тургеневу для того, чтобы составить мнение о новом произведении Достоевского, о его психологическом рисунке — то самое «мнение Г-на Т.», которое в графическом фельетоне Н. А. Степанова повторяет, выдавая его за свое, в глаза «Сотруднику» Достоевскому «Журналист» Краевский («Знаете, повесть ваша собственно не повесть, а психологическое развитие…»).
«Двойник» увидит свет в № 2 «Отечественных записок», вышедших 1 февраля 1846 г. Достоевский будет продолжать работу над повестью почти до самой ее публикации. В письме брату, отправленном в день выхода журнала, он сообщает: «За Голядкина взял я ровно 600 руб. серебром». Таким образом, если попытаться отнести комическую ситуацию, запечатленную на карикатуре Н. А. Степанова, к какому-то определенному времени, то наиболее правдоподобно ограничить ее второй половиной декабря 1845-го — первой половиной января 1846 г. В это время, как показывает сделанный обзор ранних отношений Достоевского и Краевского, писатель, несомненно, уже не однажды бывал в доме издателя «Отечественных записок» на Невском проспекте.
В дальнейшем отношения его с А. А. Краевским развивались настолько интенсивно, что в письме брату от 1 апреля 1846 г., призывая того приложить усилия и также «что-нибудь заработать на литературном поприще», Достоевский советует ему взяться за перевод поэмы Гете «Рейнеке-Фукс», гарантируя, что она будет опубликована в «Отечественных записках». «Краевский в полном моем распоряжении», — пишет он Михаилу. Интонация этой фразы, конечно же, вполне хлестаковская, но за нею стоит и определенная реальность личных отношений маститого Журналиста и Сотрудника, в котором он серьезно заинтересован…
Впрочем, реальность далеко не такая радужная, какой она рисуется в приведенном письме Достоевского. Осенью того же года, сообщая брату о своих наполеоновских (и, естественно, несостоявшихся) планах поездки за границу, в Италию, на деньги, которые ему якобы дают книгопродавцы за право издания всех его сочинений (реально пока написаны только «Бедные люди» и «Двойник»), Достоевский тут же обращается к Михаилу с просьбой: «А покамест вот тебе следующее: помоги мне, брат, до 1-го декабря самое дальнее. Ибо до 1-го декабря я совершенно не знаю, где взять денег. То есть деньги-то будут, Краевский, например, навязывает, но я взял уже у него 100 р. серебром и теперь от него бегаю. Ибо <…> система всегдашнего долга, которую так распространяет Краевский, есть система моего рабства и зависимости литературной…»
А вот это уже больше похоже на дело. Конечно же, не Краевский «в полном распоряжении» Достоевского, но, напротив, он сам, как муха в сетях паука, оказался в литературном рабстве у издателя «Отечественных записок». «Система всегдашнего долга» — на три года вперед, вплоть до ареста весной 1849 г., — отныне определяет отношения писателя и его «литературного антрепренера».
«…Я <…> теперь от него бегаю…» — доверительно сообщает Достоевский брату. И эти слова отнюдь не метафора. Какие это иногда принимало комические формы, можно представить по сообщенному Белинским в письме к Тургеневу от 19 февраля 1847 г. «презабавному анекдоту о Достоевском»: «Он забрал у Краевского более 4 тысяч ассигнациями, — сообщает критик своему корреспонденту, — и обязался контрактом 5 декабря доставить ему 1-ую часть своего большого романа; 5 января — 2-ю; 5 февраля — 3-ю; 5 марта — 4-ю[509]. Проходит декабрь и январь — Достоевский не является, а где его найти, Краевский не знает[510]. Наконец в феврале в одно прекрасное утро в прихожей Краевского раздается звонок. Человек отворяет — и видит Достоевского. Наскоро схвативши с него шинель, бежит доложить — Краевский, разумеется, обрадовался, человек выходит сказать — дескать, пожалуйте, но не видит ни галош, ни шинели Достоевского, ни самого его — и след простыл… Не правда ли, что это точь-в-точь сцена из „Двойника“?»[511]
Происходили в доме генеральши Александровой и другие «презабавные анекдоты», также с участием Достоевского, но очень рельефно обрисовывавшие моральную физиономию издателя «Отечественных записок», в «литературном рабстве» у которого находился не только создатель господина Голядкина.
В 1840-е гг. Достоевский был в приятельских отношениях с даровитым писателем, одним из наиболее ярких представителей «натуральной школы» Яковом Петровичем Бутковым — автором знаменитой в свое время книги «Петербургские вершины». «Бутков <…> даже между нами, далеко не богатыми людьми, — вспоминал лечивший Достоевского доктор С. Д. Яновский, — отличался своею воистину поразительной бедностью»
