Шрифт:
Закладка:
Впрочем, на спокойные размышления не было ни времени, ни условий. И ясно было, что здесь, в больнице, покоя она не найдет.
Все более настойчивым становилось желание немедленно, сию же секунду бежать отсюда. Бежать, куда угодно. Туда, где ее не найдут. Бежать любым способом, на любых условиях.
Но, оглядевшись, Онго поняла, что – во всяком случае сейчас – это совершенно невыполнимо. Из коридора был только один выход, и он охранялся молодым улыбчивым солдатом.
– Нельзя, – сказал он.
– Неужели уж никак? – Онго постаралась улыбнуться пококетливее. И, кажется, это ей удалось. Солдат усмехнулся в ответ:
– Ну… может, и можно, только не так сразу. Погляжу. А ты иди пока к остальным. Не маячь.
– Скажи хоть – что с нами будут делать?
– Все расскажу. Иди.
Онго оглянулась, по коридору шел кто-то из медицинского начальства, и солдат явно не хотел, чтобы его заметили разговаривающим с девушкой.
Пришлось отойти. Но хоть какая-то надежда появилась. А может, еще и другие лазейки можно отыскать?
Только тут ей вспомнилось вдруг то место в "Памятке", где говорилось (а раньше об этом было уже сказано в секретном документе), что девушка, соответствующая Проекту по возрасту и состоянию здоровья, может тем не менее избежать привлечения к этой акции, если она должна в самом скором времени выйти замуж и необходимые для этого предварительные официальные действия ею уже предприняты.
Одно действие, которое могло (хотя и необязательно) привести к браку, уже было совершено ею вчера. К сожалению, она понимала, что оно никак не могло считаться официальным.
Но ведь остальное еще можно уладить?
Например, если Сури сейчас же, немедленно пойдет в муниципалитет, в департамент семьи, и подаст соответствующее прошение. Если убедит тамошних чиновников сразу же назначить день обряда, и как можно скорее. Завтра, послезавтра…
Нужно было как можно быстрее позвонить Сури. Объяснить ему все. И попросить… Нет, даже потребовать… Ведь он же ее любит! Он не захочет потерять ее навсегда! А значит, побежит и все сделает.
Дело оставалось за малым: найти телефон.
Но и в этом ей повезло: у одной из соседок в коридоре оказалась трубка.
Дрожащими от нетерпения пальцами Онго набрала номер. Она просила Творца: ну, сделай так, чтобы там не было занято! Сделай так, чтобы я дозвонилась! Потому что ведь каждую минуту их могли забрать отсюда, и что будет дальше – совершенно неясно.
Но Творец помог: номер не был занят, и ей ответили. К сожалению, не сам Сури, а его мать.
– Позовите, пожалуйста, Сури…
Онго старалась, чтобы ее голос не трепетал. Но явственно услышала, как дрожал голос отвечавшей ей женщины:
– Сури… Его нет… Слышите – его нет!
Вот еще новости.
– Что значит?.. Как это – нет? Я звонила ему на работу, в Про-Институт, и там тоже сказали…
– Пришла повестка, и ему пришлось пойти… Они там, в институте, теперь все мобилизованы и переведены в казармы. Как простые солдаты. Это же ужасно!
Наши мальчики – и вдруг…
– Мобилизовали? В казармы? Но зачем?
– Началась война, да вы что, не слышали? Об этом уже все говорят.
Призывают и резерв, и молодых – всех. Но он же совершенно негоден, он не умеет воевать…
Онго медленно нажала на кнопку отбоя.
Сури ей не поможет. Ему сейчас самому впору искать помощи. Но если ему это и удастся, ей, во всяком случае, он помочь уже не сможет.
А что, если…
Но она не успела даже сообразить – если что. Потому что за ними пришли.
Их никуда не повезли; просто развели тут же, в этом самом корпусе, по палатам.
В коридоре солдат, охранявший выход на этом этаже, внимательно посмотрел на Онго, когда она проходила мимо, улыбнулся и подмигнул. Она отвернулась. Не до улыбок было ей сейчас; непонятная неизвестность тревожила, не давала ни на одной мысли сосредоточиться. Какие уж тут солдаты…
В двухместной палате вторая койка была еще не занята, и Онго даже не знала, радоваться или печалиться тому, что эту ночь она проведет в одиночестве, – ни посоветоваться с кем-то, ни просто пожаловаться на судьбу. Боялась, что не сможет уснуть – то ли от волнения, то ли просто от злости. Однако неожиданно для себя самой вдруг канула в сон; похоже, волнения этого дня оказались чрезмерными, но не исключалось и то, что в вечерний сок ей подсыпали снотворного. Так или иначе, Онго уснула. А проснулась вовсе не потому, что выспалась.
Это был солдат – тот самый, что обещал ей что-нибудь придумать. Сейчас он был – насколько можно было разглядеть в слабом свете, падавшем из коридора через стеклянную дверь, – без оружия и даже в расстегнутой куртке: наверное, сменился на посту и теперь располагал временем. Он и разбудил Онго тем, что откинул тонкое больничное одеяльце и, присев на край койки, положил руку на ее бедро, теплое под длинной, больничной же рубахой.
– Ты что? – Спросонок она не сразу пришла в себя. – Ты… ты зачем?..
– Ты же меня просила, – ответил он громким шепотом. – Да не ори так – сестра услышит! Только сейчас она вспомнила.
– Ну, ты придумал? Выпустишь меня?
– Обещал – значит, сделаю.
Онго хотела вскочить, одеться для побега. Взяв за плечи, он удержал ее в постели:
– Куда разогналась – прыткая!
– Ты же сказал…
– А я что – даром обещал все сделать? Онго на мгновение растерялась:
– У меня мало совсем… Но я достану, принесу тебе, отдам!
– Деньги? Ну вот еще! Стал бы я…
– Не поняла…
Поняла на самом деле, но надеялась, что вывернется как-нибудь. Руки его, однако, показали, что ее слова его мало интересуют.
– Не смеши, – сказал солдат. – Времени мало. Подвинься-ка.
– Не хочу!
Он на миг приостановился:
– Дура! Ты хоть знаешь, что с вами со всеми будет? Сказать?
Ей просто необходимо было знать это.
– Конечно!
– Тогда давай.
– Да иди ты!
Он проговорил, едва не касаясь губами ее ушей:
– Зря не
