Шрифт:
Закладка:
Вивьен перешагнула через проволоку на пороге вестибюля, предотвращая удар молоточка о колокольчик, как это происходило в течение целого дня. Заперев за собой дверь, она медленно пробралась между столов с книгами, позволяя вести себя лунному свету. Она окинула взглядом ряды полок и почувствовала внезапную щемящую тоску. Что бы ни ждало впереди, дни «Книг Блумсбери» кончились.
В кабинете Грейс осталась гореть лампа. Вивьен прошла по коридору, чтобы выключить ее в редком и последнем жесте послушания.
– Ох. – Она застыла на месте при виде сидящего за маленьким пустым столом Алека. С закатанными рукавами, расстегнутым жилетом и падающими на глаза светлыми волосами он казался школьником.
– Ты вернулась. – Он инстинктивно положил руки на свою работу.
– Только чтобы вернуть ключ. – Сквозь сумрак она заметила знакомый блеск металла, свернувшегося пружиной по краю бумаги перед ним. – И забрать тетрадь… Алек…
Он смущенно оттолкнулся от стола.
– Вивьен, я понятия не имел.
Она яростно бросилась вперед, чтобы вырвать у него тетрадь, но он мягко положил ладонь поверх ее.
– Вивьен, мы можем поговорить? Хоть раз? – Он грустно улыбнулся. – Твой темперамент…
Вивьен отступила. Она правда всегда злилась. Дафна Дюморье разделяла злость Вивьен на мир, но Эллен Даблдей отказывалась сдаваться на ее милость, а Соня Блэр предостерегала от нее тогда в Куин-сквер. Возможно, она и Дюморье обе использовали злость как топливо, чтобы писать: тогда какую цену они за это платили?
– Ладно. Говори. Боже упаси меня тебя остановить.
– Я понятия не имел, что ты пишешь, пишешь так. Почему ты мне не рассказывала?
– Не думала, что мы достаточно близки.
Он покачал головой в очевидном расстройстве.
– У меня есть связи. Я мог бы тебе помочь.
– Или написать другой рассказ.
– Вивьен, ты же понимаешь, что он был не о тебе.
– Я последняя, кого тебе надо в этом убеждать. И единственная, кто тебе когда-либо поверит. – Она закусила губу, чтобы не повышать голос. – Ты должен был предупредить меня, и знаешь об этом.
– Мне многое надо было сделать по-другому. Я позволил гордости вмешаться. В то, что пишу, и здесь, в магазине. В отношения с тобой. – Он протянул тетрадь ей. – Ты очень хорошо пишешь. Я завидую.
Она не была выше того, чтобы насладиться этим. Вкус Алека был, пожалуй, поверхностным, но безупречным.
– И прости за то, что прочитал без твоего разрешения. Не мог удержаться. Никогда не мог, наверное. – Он заколебался. – Я не думал, что ты когда-либо вернешься.
Она услышала новую нотку боли и сожаления в его голосе и почувствовала, что клетка, сжимавшая сердце, начала раскрываться. Она быстро взяла себя в руки – это было не время расслабляться. Но ей нужно было начать укрощать злость, учитывая ожидающие в будущем вызовы. Вивьен не знала, насколько мирно сможет общаться с Алеком. Он всегда казался ей воплощением бесшабашности и легкости богатства, пышным цветом цветущего в Англии снобства, от презрения к акценту до неприметного положения наручных часов. На ее стороне была внешность, но внешность могла помочь добраться лишь до определенного предела. Неудивительно, что кто-то вроде Эша, настолько сдержанный и прямой, решил все оставить позади.
– Куда вы с Грейс направитесь?
Она пожала плечами.
– Что ж, должен сказать, что я тоже ухожу.
Вивьен в искреннем удивлении подняла бровь.
– Я должен еще кое-что тебе сказать. – Он махнул на стул, предлагая ей сесть напротив. – Я раздумывал о том, чтобы выкупить долю лорда Баскина в магазине частью своего наследства. Увольнение Эви явно не помогло ситуации. – Алек поколебался. – Ты не выглядишь удивленной.
– От тебя можно ожидать чего угодно. – Она с неохотой села.
– И все же в итоге идея оказалась мимолетной.
– Что заставило тебя передумать?
Алек вздохнул.
– Я всегда хотел быть писателем, но мне это дается тяжело, как мало какое дело. Нельзя просто выучиться писательству. Нужна какая-то искра воображения, какое-то осознание чувств. Здесь ничего не происходит. – Он самокритично улыбнулся и показал на свою голову.
– Это и я тебе могла сказать. – Старая манера поддразнивать начала наступать на непроходящую неприязнь, которую она испытывала к нему.
– Но тебе это нетрудно, так ведь? Текст сам из тебя льется.
– Просто симпатичный сосуд.
– Нет, совсем нет. Просто… по-настоящему.
Она с любопытством вгляделась в него.
– Мне всегда казалось, что твоя злость – это защита от чувств. Но дело совсем не в этом, так? Ты выстроила стену потому, что чувствуешь. – Он кивнул на тетрадь в ее руках. – Куда-то это все должно деваться.
– Если и так, я делаю это несознательно.
– Менее талантливой ты от этого не становишься.
– Этого я не говорила, – бодро ответила она.
Они уставились друг на друга, а затем засмеялись.
– Так что я принял решение. – Алек поднял руки и мягко соединил кончики пальцев. – Через две недели я выхожу на работу в «Фабер» на Рассел-сквер. В качестве помощника редактора.
Он нетерпеливо вглядывался в нее, и она вдруг поняла, как много ее мнение, ее одобрение значат для него. Как они оба переплели нужду в одобрении с неприязнью? Неужели это с ними сотворила война – сделала нужду в ком-то или в чем-то такой рискованной, что лучше было ожесточить себя?
И снова Вивьен почувствовала, как смягчается. Ужасно тревожно, что этот момент совсем не казался прощанием. Даже прошлое показалось чем-то иным. Не ошибкой и не началом, но, возможно, прелюдией к чему-то намного более неожиданному.
– Редактор? – Новости ее удивительно обрадовали. – Но, Алек, это же идеально – ну конечно.
– Думаешь? Я рад. Беккету тоже так показалось.
– Беккету?
– Да. Он сказал, что я писать не могу хоть убей.
Вивьен пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться.
– Все нормально. – От Алека самого ускользнул смешок. – Оказалось, что он знаком с одним из директоров «Фабера» и представил меня. Или, возможно, он просто пытался избавиться от меня как от соперника в борьбе за тебя.
Вивьен скорчила рожу.
– Не переживай, Алек. Я отвергаю тебя исключительно по причине твоего характера.
Они снова засмеялись, не чувствуя дискомфорта – наконец
