не только ради семей солдат, чьи останки здесь хранились, но и чтобы заверить других родителей, что они на самом деле хоронят собственного сына, и чтобы исключить этих солдат из списка без вести пропавших.

Однако во многих случаях для точного проведения опознания неопознанных тел солдат в Ростове, в личных делах многих из которых не были указаны группа крови или данные рентгена грудной клетки, требовались методы и приборы, имеющиеся лишь в самых современных лабораториях генной инженерии. Российское правительство, потратившее 40 млрд долл. на войну в Чечне, заявило, что у него нет денег на создание такой лаборатории в Ростове, а у матерей пропавших без вести солдат, многие из которых не получали зарплату, как правило, не было денег на оплату генетического тестирования останков тела частным путем в лабораториях Министерства здравоохранения в Челябинске, Тюмени и Москве, данные которых к тому же часто бывали ненадежными.

Таким образом, безответственное отношение властей к опознанию тел погибших в Чечне вызвало возмущение по всей стране, и многие матери, чьи сыновья были убиты в Чечне, лишенные уверенности, что в могилах их сыновей действительно находятся их останки, чувствовали, что у них украли их сыновей еще раз.

Москва, июль 1998 года

В безоблачный день, когда Москва изнемогала от 35-градусной жары, Галина Андреева вышла из своей квартиры в Юго-Западном округе, чтобы выполнить самое тяжелое поручение в своей жизни.

Галина только что поговорила по телефону с лаборанткой Морозовской детской больницы, которая сообщила ей о кремации тела ее внука. Но ни она, ни ее дочь не видели тела ребенка и не знали причины его смерти.

Галина доехала на метро до Добрынинской площади и пошла по направлению к больнице; пересекла внутренний двор и вошла в патолого-анатомическое отделение на первом этаже. Ее встретили лаборантка и два врача-патологоанатома, одна из которых производила вскрытие. Патологоанатом открыла журнал записей и начала читать. Галина узнала, что это был мальчик весом 2,5 килограмма.

— Но от чего умер наш ребенок? — спросила Галина.

К удивлению Галины, врач развела руками и сказала:

— Я не знаю.

— Не знаете? Как вы можете не знать после произведенного вскрытия?

Галина повернулась к лаборантке, сидевшей за соседним столом:

— Где его кремировали?

— Я точно не знаю, — ответила лаборантка.

— Я работаю в студенческом общежитии, — сказала Галина, выведенная из себя. — Когда мы отправляем белье в прачечную, мы записываем каждый предмет и дату его отправки. Как могло произойти, что вы отправили тело ребенка в крематорий без согласия его родителей и даже не отметили, когда отправили его?

Через несколько минут Галина вышла из больницы. С каждым шагом ей казалось, что тайна, окружающая судьбу ее внука, покрывалась все большим мраком.

Было 13 июня. Дочь Галины, Светлана Бизимана, находилась на 9-м месяце беременности. В Москве стояла жара, и Светлана пила много жидкости, из-за чего у нее опухали ноги. Примерно в полночь она вышла погулять и почувствовала, как шевелится ребенок. В 7 часов утра у нее отошли воды, и она вместе с матерью поехала на такси в родильный дом № 10.

В больнице Светлану осмотрели в приемном отделении и отвели в палату на втором этаже. Почти сразу же у нее начались сильные схватки, и в 8.45 она родила ребенка. Медсестра взяла ребенка на руки, и Светлана увидела, что голова и руки у него были синие. Медсестра перерезала ребенку пуповину и отнесла в отделение для новорожденных. Через несколько секунд раздался крик: «Дайте кислород!», и врачи и медсестры помчались в детскую. Появилась врач приемного отделения Юдеева и поспешила вслед за ними. Вскоре она вышла и стала кричать на Светлану: «Вы убийца! Вы убили своего ребенка».

Из детского отделения вышла врач-педиатр и сказала акушерке в присутствии Светланы, что ребенок был мертв уже в течение трех дней. Галина ждала внизу. Неожиданно ее позвали в приемное отделение. Акушерка Надежда Кушер сказала ей: «У Светы были опухшие ноги, и ребенок умер». Несколько часов спустя Галина разговаривала с Юдеевой и попросила выдать ей тело ребенка. Но Юдеева ответила, что в таких случаях детей не хоронят. Тело уже перевезли в Морозовскую детскую больницу для вскрытия.

Когда Галина попросила свидетельство о смерти, ей было сказано, что свидетельства о смерти выдаются лишь на тех детей, которых хоронят.

Светлана ощущала абсолютную беспомощность. Ее ребенка отняли у нее прежде, чем она успела хотя бы увидеть его.

На второй день пребывания Светланы в больнице ее перевели в палату на первом этаже. В конце дня какая-то женщина разрыдалась, повторяя сквозь слезы, что родила мертвого ребенка. Светлана спросила, откуда та об этом узнала. Та ответила, что врачи послушали сердце ребенка перед родами и сказали ей, что ребенок мертв. После этого они вызвали схватки и после родов показали ей тело ребенка. История этой женщины убедила Светлану, что история с ее ребенком, якобы умершим за три дня до родов, была обманом. Врачи слушали сердце ребенка после того, как она поступила в приемное отделение, и когда ее муж Жан, московский студент из Руанды, звонил и спрашивал о ее состоянии, персонал роддома отвечал ему, что все протекает нормально и она скоро родит.

В течение последующих дней Жан неоднократно повторял просьбу семьи выдать им тело ребенка, но заведующая отделением А. Д. Зеленцова лишь отвечала, что их просьба «будет рассмотрена». Из этого ответа следовало, что больничное начальство по какой-то причине не хочет выдать им тело ребенка. В этот период Светлана, не в силах контролировать свои эмоции, почти не разговаривала с врачами.

На пятый день пребывания в больнице Светлану готовили к выписке, и Галина снова спросила у Зеленцовой насчет тела ребенка. На этот раз ей сказали: «Вы же сами отказались. Поезжайте в Морозовскую больницу. Тело вашего ребенка там».

Галина понимала, что по какой-то причине сотрудники родильного дома обманывают ее и вместо того чтобы поехать в Морозовскую больницу, она отправилась к прокурору Зюзинского района, к которому относился 10-й роддом, и попросила помощи в поисках своего внука. Галина написала заявление о том, что сотрудники роддома отказались показать семье тело ребенка и выдать им свидетельство о его смерти. Все это, писала она, вызывает сомнения относительно того, что тело, находящееся в морге Морозовской детской больницы, действительно принадлежит их ребенку.

В это время по Москва ходили слухи о похищениях детей из родильных домов, и в прессе сообщалось о документально подтвержденных случаях краж новорожденных прямо из роддомов в других российских городах и на Украине. Галина и ее дочь