— Во-первых, не труппу, а всего-навсего одну оперную певицу с сопровождением, — возразил Песцов. — И слова о цирке здесь совершенно неуместны.

— То, что вы устроили, иначе не назовёшь. А что там во-вторых?

— А во-вторых, она со мной не сбегала.

— То есть ты её выкрал? — заинтересовался Ли Си Цын, скидывая шубу на руки подбежавшему слуге, что характерно, тоже китайцу. — Не с кем было устраивать гастроли?

Песцов подавился тем, что хотел сказать, и возмущённо уставился на дядю.

— Мы с ним случайно пересеклись, — пояснила я. — И вместе путешествуем вынужденно. Так-то нас ничего не связывает.

— Об этом вы мне сейчас расскажете подробно. — Ли Си Цын бросил короткую фразу на китайском, сделал приглашающий жест и не оглядываясь грузно двинулся вперёд, уверенный, что мы за ним последуем.

Китаец споро оставил без верхней одежды и нас с Песцовым, после чего мы прошли в хозяйский кабинет. Влияние китайской культуры здесь было минимальным: пара гравюр на стенах, и всё. Мебель вполне европейского вида, прочная с толстыми ножками, наверняка сделанная по заказу, выдержала бы и слона, доставь его вдруг кто-нибудь в этот дом.

Для нас же с Песцовым принесли пару более изящных стульев: в кабинете гостей не принимали, и постоянное сиденье там было только одно — гигантское кресло, в которое хозяин кабинета с видимым облегчением опустился сразу, как вошёл, не дожидаясь, пока сяду я. И то сказать — нелегко его ногам было выдерживать этакую тушу.

— Помещение экранировано, можно говорить свободно, — сказал Ли Си Цын. — Впрочем, нас и раньше никто не пытался подслушать. Волков помнит, чем это чревато. Итак, Дима, что такое случилось, что твоя мать звонит в истерике и умоляет тебя спасти? Говорит, что ты влез между Соболевыми и Волковыми и это плохо закончится.

— Мама слишком впечатлительная, — отмахнулся Песцов. — Не случилось ничего такого, с чем бы я не смог справиться сам.

— Ольга говорит, что вас чуть не загрызли волки.

— Нас? — картинно удивился Песцов. — Дядюшка, меня не так-то просто загрызть каким-то волкам, тем более самым обычным. Мне и шавки покрупнее не страшны.

Он напыжился, но на родственника впечатления не произвёл.

— Видел я, как кто-то нос боялся высунуть из номера, потому что у двери караулили шавки. Или нет, не шавки, моськи.

— Исключительно ради конспирации. Чтобы не выдать Елизавету Дмитриевну, — выкрутился Песцов. — Вы же понимаете, что случилось бы, обнаружь её Волков у меня в номере?

— Это я понимаю. Но не понимаю, зачем понадобилось вообще выдавать Рысьину за английскую певицу.

— Потому что настоящая английская певица оказалась крэгом, — скромно пояснил Песцов. — пришлось её убить. Елизавета Дмитриевна же притворялась переводчицей мисс Мэннинг, о чём я даже не подозревал, пока с неё не слетела маскировка после убийства крэга. А в вещах мисс Мэннинг очень удачно нашёлся нужный артефакт, который Елизавета Дмитриевна как маг смогла подчинить. И я не удержался. Ты же понимаешь, что отмена гастролей — огромные убытки. И репутационные потери.

Он тяжело вздохнул. Наверное, только что осознал, что репутационных потерь теперь точно не избежать, поскольку гастроли мисс Мэннинг накрылись медным тазом. И хорошо если просто накрылись, а не послужат началом грандиозного скандала, если выяснится подмена.

Ли Си Цын ненадолго задумался, а потом пару раз нажал на кнопку вызова прислуги. Китаец, тот, что нас встречал или другой — кто их разберёт, вскочил в кабинет, словно стоял за дверью и только и ждал звонка.

— Елизавета Дмитриевна, вас проводят в гостевую. А мы с племянником пока поговорим по-родственному, — добродушно улыбаясь, сообщил Ли Си Цын. — Вам наши разговоры будут неинтересны.

— Ну почему же неинтересны, — возразила я. — Ведь речь в ваших разговорах пойдёт в том числе и обо мне, не так ли?

— Главным образом речь пойдёт о моём племяннике, поэтому делать вам тут нечего, — отбрил Ли Си Цын. — Ван вас проводит, и к нему же вам следует обращаться, если что-то понадобится. Из комнаты прошу вас не выходить. Во избежание неприятностей, и не только от Волкова с подручными.

Пришлось смиренно согласиться, так как я вовремя вспомнила, что владею подслушивающим плетением, поэтому мне совершенно необязательно находиться с ними в одной комнате. К тому же если меня не будет рядом, они непременно станут более откровенными. Воодушевлённая этими мыслями, я споро двигалась по коридору за слугой, только и надеясь, что ничего важного обговорить не успеют.

Комната оказалась недалеко от кабинета, я бросила саквояж на комод и сразу активировала плетение. Пробилась в кабинет и услышала песцовский голос:

— Она всё-таки мне жизнь спасла.

А больше ничего не услышала. Прилетело мне знатно, даже на пол опрокинуло. Нос сразу закровоточил, прямо как у Волкова, когда он перенапрягся. Да уж, не слишком любезно хозяин дома дал понять, что ему не нравятся чужие попытки принять участие в родственных переговорах. Я приложила к носу платок, кровь вскоре перестала течь, но нервы мои это ничуть не успокоило, поскольку в кабинете сейчас разговаривали наверняка обо мне. Я выглянула в коридор, и китаец сразу подскочил, столь преданно глядя, словно целью всей его жизни было исполнение моих самых мелких прихотей. Но дорогу перегородил, так что, скорее всего, ему поручили меня не ублажать, а охранять, чтобы не шлялась по дому по ненужным местам.

Но я всё же попробовала его от себя отослать. Попросила воды. Сначала по-русски, потом на всех известных мне языках. Потом пантомимой. Китаец лишь кивал и улыбался, как заведённый, явно не собираясь никуда уходить. Впрочем, дверь кабинета была закрыта, а значит, вряд ли что сумею подслушать. Да и не факт, что хозяин дома не отслеживает сейчас мои перемещения.

Оставалось только ждать: рано или поздно Ли Си Цын скажет, что он решил. Поддерживая себя мыслями, что я как-никак действительно спасла от смерти его племянника, я открыла саквояж и задумалась. Вытаскивать ли шкатулку, в которой был сейчас Мефодий Всеславович? Помощь от него я получу вряд ли, а вот засвечу чужого украденного домового точно. Наверняка местные домовые к своему хозяину лояльны ничуть не меньше свиньинских и донесут сразу же. Поэтому я достала только учебники.

Но оказалось, что читать не могу. То есть глазами я скользила по строчке, буквы складывались в слова, а слова в предложения, но смысл этих предложений ускользал, никак не желая становиться чем-то понятным. Я отбросила книги и принялась ходить по комнате, меряя её шагами вдоль и поперёк. Что-то подсказывало, что от Волкова было бы сбежать куда проще, чем от этого доброжелательного толстяка, который уже выделил мне комнату для проживания.

Окно выходило в сад. Но смотреть было ровным счётом нечего: там царила полнейшая тишина и лежал белейший никем не потревоженный снег. Если Ли Си Цын и превращался в двухвостую лисицу, то катался только по дому, распугивая прислугу. Прогулки на свежем воздухе он точно не жаловал. Или у него было для этих целей загородное имение, совсем как у Рысьиных, с флигелем для оборота.